Он повернулся ко мне, я сделал ему знак продолжать, меня в
дискуссии не втягивать, я посижу, мне среди народа легче мыслится, однако он не
сдался, обратился ко мне с той же рабочекрестьянской обстоятельностью:
– Только диктатура, господин президент!.. Не будет
диктатуры – России не выжить. Это понятно всем, так что давайте не лицемерить:
все, кто говорит о политкорректности и государственном устройстве по типу,
скажем, Дании или Голландии, прекрасно понимают, что Россия при таких условиях
неминуемо исчезнет. Станет просто территорией, которую займут более
националистические государства
Каганов спросил с подозрением:
– Это кого вы называете более националистическими?
Шандырин прогрохотал, как приближающаяся туча с грозой и громом:
– Не прикидывайтесь. Я не стану даже про Израиль,
потому что в сравнении с Россией абсолютно все – националистические! Англия,
Франция, Германия, Испания, Дания, Польша, прибалты, я уж не говорю о
среднеазиатских или кавказских соседях! Все гораздо националистичнее. А вот
русской национальности хребет перебил еще Петр Первый, когда втоптал русское в
грязь и заставил униженно кланяться иноземному. Любой иноземец с его подачи во
всем был выше, умнее и значительнее, чем русский, кем бы он ни оказался… Ни
одна нация так не оплевывает себя, ни одна так не прогибается перед
иностранцами, как русская, и после этого… вот уроды!.. еще и говорят о
национализме русских! Это уж точно, держи вора.
Каганов, уже потеплев, обошлось без упоминания Израиля,
блеснул эрудицией:
– Во Франции, к слову, за иностранное слово в печати
или рекламе вместо французского платят бальшо-о-о-ой штраф. И на иностранные
фильмы у них квота.
Я посмотрел на часы, полчаса до назначенного мной же срока,
но ничем другим заняться не смогу, вздохнул, буркнул:
– Вы все-таки давайте конкретнее… Если у нас в самом
деле диктатура, то чтоб завтра утром у меня на столе был новый проект. Или хотя
бы черновик. Все поняли?.. Вольно.
Вышел, поборолся с искушением пойти в столовую и подкрепиться
перед трудным разговором, победил, чуть было не пошел, чтобы отметить победу,
но все же натянул на морду лица улыбку, с нею слова произносятся чуточку иначе,
это чувствуется на другом конце провода и без подсказки аналитиков, и
отправился почти твердой поступью в комнату с красным телефоном. Сейчас, когда
любой тинейджер может по мобиле звонить за океан, простой телефон кажется
допотопным, но к нему подключены мощнейшие компьютеры, что создают защиту от
прослушивания, шифруют сообщения, так что никакой суперхакер и за тысячу лет не
приблизится к разгадке кода, обеспечивают полноценное звучание, как будто
собеседник в соседнем кресле.
Техник кивнул при моем приближении, встал и тихонько покинул
комнату. Когда дверь с легким щелчком захлопнулась, я снял трубку:
– Алло?
– Привет, Дмитрий, – донесся голос Бушмена, он
сказал по-русски, с сильным техасским акцентом, на меня пахнуло патокой,
коровами и лошажьим потом, затем наложилась деловитая скороговорка переводчика.
Я владею английским достаточно, чтобы вести разговоры на любую тему, но в таких
случаях лучше, когда каждый на своем. И суверенитет подчеркивается, да и есть
время успеть обдумать ответ поумнее: – Дмитрий, мои военные очень озабочены. Со
спутников засекли вспышки в одном квадрате России. Настолько мощные, что
заподозрили ядерные испытания…
Я засмеялся:
– Шутите?
– Шучу, – согласился он. – Но такая
повышенная активность в военной области, вы же понимаете, вызывает тревогу.
Особенно в нашем напряженном мире.
– Эта активность не выходит за пределы Рязанской
области, – ответил я. – Напоминаю, что эта область – внутри России,
она не граничит ни с одним государством. Это не ваши военные базы возле границ
России.
Он тоже засмеялся, хороший такой уверенный смех победителя.
– Это не наши базы! Это базы НАТО. Вы уже знаете, мы
теперь начали действовать без НАТО. Нам эти карлики ни к чему, управляемся. Так
что же в этой Рязанщине?
Судя по тому, как правильно произносил это слово, оно уже не
раз звучало на совещании экспертов, прежде чем он снял трубку.
– Внутренние дела, – ответил я лаконично.
– Дмитрий, – сказал он с укоризной, – мы же
друзья? К тому же на нас нелегкая миссия по поддержанию мира во всем мире.
Какие могут быть секреты? Наши ребята сообщили, что в том районе проживает
народ кобызов. И район боевых действий как раз приходится на их анклав. Что-то
случилось?
– Ничего особенного, – ответил я и добавил: –
Такого, чтобы могло действительно встревожить страну, что находится на другой
стороне планеты.
– Дмитрий, – повторил он укоризненно, но в голосе
появился нажим, – давай смотреть реально. Мы на другой стороне земного
шара, верно, но наши военные базы уже во всех стратегических точках земного
шара. Только мы, США, поддерживаем мир и стабильность. Многим это не нравится,
но наша мощь все растет. Вы это признаете? Да, мы вмешиваемся во внутренние
дела других государств… и будем вмешиваться все больше. Это реальность,
Дмитрий! Мы взяли на себя ответственность за всю планету, потому нам
небезразлично то, что происходит в России. Хочет Россия этого или нет, но она
уже включена в сферу наших интересов. Извините, но для многих моих избирателей
Россия стоит на втором месте после Ирака…
Внутренности похолодели, в ушах послышался звон. Я закрыл
глаза, умоляя себя выстоять, сосредоточиться, не потерять сознание. Бушмен
недвусмысленно намекает, что Россия для США по-прежнему враг, а разделались с
Ираком раньше лишь потому, что с Ираком полегче, но если очень понадобится, то
могут высадить войска и в России, сил хватит.
– Не надорвитесь, – сказал я мрачно, в моем голосе
ясно звучало признание поражения. – Всюду поспевать – пупок развяжется. А
в Рязанской области всего лишь проводилась операция по изъятию оружия у
бандформирований кобызов. Это если говорить очень мягко. Изъяты тысячи единиц
стрелкового оружия, противотанковые ракеты и десятки стингеров…
Он прервал:
– Извините, но на оружии не написано, что оно
кобызское, а не ваших людей!
– Захваченные боевики, – сказал я, – отвечают
иначе. Мы можем отдать их международному суду в Гааге. Обвинения в убийстве
российских граждан, угрозы и притеснение местного населения, а также незаконное
хранение огнестрельного оружия. Мне, собственно, все равно, если Гаагский суд
их даже отпустит, сами бандформирования мы уже ликвидировали…
Он не поверил, переспросил:
– Так быстро? А мирные жители при этом не пострадали?
– Пострадали, – ответил я, сердце сжалось, перед
глазами воочию встали раздавленные гусеницами танков тела. – Но зато
гнойник был удален. Полностью.
Он ужаснулся:
