Глава 8
Итак, раздумывал я, президент Франции призвал отложить
военное вторжение для того, чтобы сперва послать в Россию комиссию по правам
человека, все изучить, исследовать. Дело очень серьезное, чтобы решать его на
основании неполных данных… К его призыву присоединилась Германии. Канцлер
заявил, что без всестороннего анализа ситуации нельзя делать выводы. И уж тем
более нельзя посылать войска.
Я спросил настороженно:
– Что это он? Все же ясно. Мы не скрываем, что и зачем
сделано.
Карашахин сказал сочувствующе:
– Господин президент, вы очень устали. Но кофе больше
не дам. Можете рубить мне голову, но я велел сегодня больше не приносить.
Я с силой потер ладонями виски. Кровь слегка прилила к
голове, я буркнул:
– Да, мозги совсем отказывают. У них же подобные
проблемы с алжирцами. А в Германии – с турками и курдами.
– Вот-вот, – сказал Карашахин. – Они нас
понимают, втайне сочувствуют, хотя и понимают, что в Германии не удастся вот
так «по-русски». Они хотели бы спустить этот вопрос на тормозах, для того и
требуют многочисленных комиссий, чтобы затянуть как можно дольше.
Павлов стоял в приемной, Ксения постукивала двумя пальцами
по клаве, а Павлов лениво скользил взглядом по большому экрану над ее головой.
Там мечется уйма народа во всякого рода экзотических спецодеждах, милиция
оттесняет толпы зевак, три милицейские машины перекрыли въезд между домами, две
санитарные машины перед подъездом, зачем-то две пожарные с выдвинутыми
лестницами, шум, вопли…
Сердце мое тревожно сжалось, в боку сразу остро закололо.
– Что там? – спросил я в тревоге.
Павлов оглянулся, брови высоко вздернуты.
– Да просто… Господин президент, что вы так сбледнули?
Обыкновенный несчастный случай…
Ксения подняла голову, в глазах блистали слезы.
– Обыкновенный? А если из-за любви?
Павлов сказал саркастически:
– О, это решает все! И даже то, что половину города
подняли на ноги. И что милиция не ловит ворье, а ограждает место падения, врачи
не едут по вызовам к действительно больным, а занимаются хрен знает чем, а
пожарные примчались сюда в надежде снять дуру, что стояла на подоконнике
двенадцатого этажа около часа! Пришлось даже дорогу перекрыть…
Ксения посмотрела на меня с надеждой. Я стиснул челюсти,
сердце продолжало сжиматься, зато боль в боку чуть отпустила. Да что за хрень,
мелькнула тоскливая мысль. Мы не настолько мудры, чтобы поправлять природу.
Ежеминутно выпускает на свет сотни тысяч человек, что созданы ею по тем же
законам, что и остальные мухи, рыбы, птицы, зайцы, олени. Выпускает с разными
отклонениями, чтобы для одних эти изменения были как раз, а для других – в лом.
Одни должны выжить и дать потомство, а менее живучие – в топку. На этом весь
мир, а человек сдуру взялся спасать всех уродов, всех больных, идиотов,
сумасшедших неврастеников… И что же? Да, численность населения резко возросла и
все еще возрастает. Но из-за того, что эти спасенные тоже дают потомство, уже
две трети населения – мусор, загрязняющий вид.
– Человек, – ответил я с запинкой, – имеет
право распоряжаться своей жизнью. Чужими – не имеет, а своей – да. И отвечает
только перед совестью, как говорили раньше, или перед Богом, как говорят
сейчас. А всех этих идиотов, примчавшихся ее спасать… надо бы выпороть, если бы
хоть понимали, что делают. А то им велело примчаться, бросая действительно
важные дела, общественное мнение фашиствующего демократа. Боюсь, с этой дурью
нам справиться будет еще труднее, чем с Юсой. Глеб Борисович, какие новости?
Он покосился на Ксению, я указал взглядом на приоткрытую
дверь. Он прошел первым, кресло мягко подалось под его объемистым весом.
Я сел напротив.
– В американском конгрессе дикий вой, – сообщил
он. – Требуют наши головы. Политики рвут и мечут, им нужно от президента
немедленное вмешательство в дела России. Самые умеренные настаивают на высадке
юсовских войск, а сенатор Берч договорился до вот прямощасного ядерного удара
по Москве. Мол, пока зараза там, в дикой России…
Я кивнул, Берч лишь зарабатывает популярность среди
ультранационалистов, рейтинг у него невысок.
– Давление…
– Что? – переспросил он.
– Пока только давление. Стандартная фаза. Сперва
недоумение, недовольство, затем неясные угрозы, давление, ноты протеста, а
затем уже и высадка юсовцев…
– Похоже, – сказал он осторожно, – некоторые
из промежуточных фаз будут пропущены.
– А остальные сократят, – согласился я. –
Слишком уж у нас все для них неожиданно. А для их стабильного и загнивающего
мира любая неожиданность к худу. И, конечно же, угрожает их интересам. Сенатора
Джонсона уже объявили коммунистом?
– Нет, – ответил Павлов бесстрастно, ничуть не
удивившись, – однако в газетах уже муссируется слух, что он был не то
подкуплен Москвой, не то уже давно передавал русским секретные сведения. Это
прозрачные намеки на некоторые серьезные промахи в их политике. Дескать, не мы
дураки, а русские помешали. Есть еще намеки, что он был психопомешанным.
– Только намеки?
– Да, ведь он не состоял на учете, не пользовался
услугами психоаналитиков, как большинство юсовцев. До того дня он был образцом
психически здорового, здравомыслящего политика.
Он посматривал с любопытством, во взгляде смесь
покровительства, как профессионала к дилетанту, и в то же время почтительное
непонимание, как это я, такой записной демократ, вдруг да принял план «Сулла»,
взялся выкорчевывать заразу из общества, выдергивать болезненные занозы.
– Судя по его заявлению, – заметил я, – он
психически здоров и жаждал, чтобы США оставались страной здоровых людей.
– Кстати, – сказал Павлов, – он, как и вы,
профессор физического факультета. И тоже универа, только Хьюстонского. Внуков
послать туда учиться, что ли?
– В МГУ ближе, – ответил я. В районе желудка
сжалось. – Сколько от подобных угроз до реальной высадки?
Он задумался, сказал осторожно:
– Аналогов нет, можно только на примере Косово, Ирака,
Сомали, Судана… но там другие условия. Сейчас же, боюсь, сроки сильно
сократятся. Они готовы высадиться через месяц, но этого не произойдет, пока не
подавлены наши средства ПВО.
– А со стороны Европы?
Он кивнул:
– Да, это реальнее. Могут двинуть войска с территории
Германии. У них там дивизия быстрого развертывания, десантные части, десяток
танковых дивизий. Но чтобы это сделать, им надо все-таки получить одобрение
конгресса.
Я сказал тоскливо:
– Чего этому Джонсону было не забрести в конгресс? И
там бы наделал шороху…