Мы затаились с оружием в руках, мое сердце бьется на
удивление сильно и ровно, хоть и учащенно, тело налилось силой для последнего
боя. За моей спиной только спальня, в ней Людмила и мои внуки, оттуда выхода
нет, они в западне, а ход к ним закрываю я, мужчина, что не позволит…
Раздался оглушающий грохот. Дверь вылетела на середину
комнаты, следом вломилась тугая, как толстая резина протектора, синяя стена
дыма. Коротко и зло заблистали огоньки, визг и грохот пуль по стенам, взлетели
белые щепки от столов и кресел, зло трещали наши автоматы.
Майор привстал и что-то швырнул в темный проход. Я услышал,
как пули рвали его тело, трясли, он опустился, похожий на решето. Раздался
грохот, блеснул синий огонь, в комнату ворвался длинный язык пламени, словно из
гигантской дюзы, но такой же огонь пронесся по трубе и в другую сторону, сжигая
все на пути.
Я выпустил короткую очередь, сообразил, что беречь патроны
уже поздно, прижал приклад и стрелял в проем, угадывая там уродливые фигуры,
пока внезапно не наступила страшная оглушающая тишина. Сердце словно кувалдой
выбивает стальные двери – бьет тяжело, прицельно, часто, дыхание свистящее, я
некоторое время лежал в полной неподвижности, но в этом что-то неверное,
штатовские коммандос должны ворваться в это помещение, у них каждая секунда на
счету, но если все тихо…
Я поднялся, не выпуская автомата из рук. Комната изрешечена,
мебель в щепы, немногие бумаги превратились в пепел, везде изрешеченные пулями
тела, кровь вытекает широкими красными струями, только у одного молодого парня
в десантной форме бьет темным бурунчиком.
Майор смотрел на меня широко раскрытыми глазами, лицо быстро
бледнело.
– Мы победили, – сказал я тяжело. – Враг
уничтожен…
Он вздохнул, лицо застыло. Я прошел к спальне, постучал. Еще
раз, уже условным стуком, дверь начала приоткрываться, я придержал, сказал
быстро:
– Людмила, все в порядке!.. Не выпускай детей, такое и
взрослому видеть нехорошо…
Она вскрикнула:
– На тебе кровь!
– Это не моя, – ответил я и плотно закрыл дверь.
Слышно было, как по ту сторону щелкнул засов.
Глава 12
От дыма начало першить в горле, я включил кондиционеры на
полную мощь. Никто в разгромленной комнате не двигался, она казалась до
странности огромной, освободившейся от столов и массивных кресел.
В трубе раздались голоса, тяжелый топот. Я отступил, вскинул
автомат. Донесся ликующий крик:
– Господин президент, это я, Крамар!..
Автомат я не опустил, из темного зева выскочили автоматчики,
впереди Крамар, вскрикнул на бегу:
– Вы ранены!
– Нет, – ответил я с досадой. – Доложите
обстановку!
Он прокричал с веселой яростью:
– Это им не кино!.. Всех сволочей положили!.. Некоторые
пытались сдаться в плен, один кричал, что он – полковник сверхсекретного
подразделения ЦРУ, но и его забили, как кабана, прикладами.
Я поморщился:
– Зачем? Мог бы сказать что-то новое.
Он сказал виновато:
– Ребята слишком боялись, что его вернут Штатам, а там,
обосравшегося здесь от страха, наградят высшими медалями и сделают героем
фильмов, в которых он идет по Москве и пачками мочит нас, русских спецназовцев,
и что это мы, одетые в ушанки летом, глупо палим в небо и мочимся в штаны от
страха…
Я махнул рукой:
– Ну и хрен с ним. Скоро такое будет со всей Юсой.
Заройте их, как собак. И забудьте, где зарыли. Никакой выдачи трупов, это были
бандиты.
– Да, господин президент… Но вы в самом деле ранены.
Двое в камуфляжных костюмах попытались подхватить меня под
руки. Я с досадой отстранился.
– Да все в порядке!.. Это не моя кровь.
– Ваша, – ответил Крамар серьезно. – Денис,
перевяжи господина президента.
Дюжий десантник мигом сорвал с пояса пакет первой медпомощи,
я увидел в его руках шприц, отстранился.
– Это еще что?
– Это антишоковое…
– Прибереги для тех, – сказал я
раздраженно, – кто помоложе. Достаточно, если перевяжешь вот здесь, а то
пачкает.
Он покачал головой, в глазах глубокое уважение.
– Господин президент, вы ранены не только в руку. У вас
глубокая царапина сбоку на голове, вторая пуля прошла по ребрам, вон рубашка
промокла от крови… а третья пуля или осколок разворотили вот здесь… Вы в самом
деле не чувствуете? Да вы берсерк, господин президент!
Было позднее утро, когда мы поднялись на поверхность. Солнце
уже над горизонтом, щедро заливает мир оранжевыми лучами, пытаясь сгладить ужас
от разрушений.
На том месте, где еще вчера так красиво и гордо возвышался
мой особняк, развалины. Взрывная волна далеко отбросила землю, та залегла
высоким валом в сотне шагов, деревья сломаны и повалены, как при ударе
Тунгусского метеорита. Из ямы все еще легкий дымок, хотя чему там гореть, не
понимаю, под загородной резиденцией не бывает бункеров, все это хозяйство
разнесено далеко в стороны.
– Там оставались Убийло, Босенко и охрана, –
сказал я горько. – А также домработница.
– Они там, – ответил Крамар зло. Он стиснул
кулаки. – Ничего, отольются кошке мышкины слезы!.. Мы еще не сдались.
Через остатки ворот протиснулась машина, но ее остановили
люди в пятнистых комбинезонах. Выскочил человек, я узнал Карашахина, он бегом
бросился ко мне:
– Господин президент!.. Господи, вы ранены!
– Это я для красоты, – огрызнулся я, – чтобы
фотогеничнее. Ты вовремя, срочно собери членов правительства на экстренное
совещание. Через два часа чтоб все были в Кремле.
Карашахин кивнул, отодвинулся, доставая мобильник. Крамар
кружил вокруг меня, как наседка, зорко охраняющая глупого цыпленка.
– Господин президент, я буду чувствовать себя намного
увереннее, если вы поедете в Кремль.
– Хорошо, – согласился я. – Но только для
тебя, учти.
Он ухмыльнулся одобрительно, президент, получивший три пули,
еще и шутит, что значит, наш дух высок, а это первая ступенька к победе.
Со стороны блокированной танками дороги в нашу сторону
неслась черная волга. Не доезжая до нас шагов пяти, остановилась, Сигуранцев
выскочил рассерженный, как загнанный в угол кот.
– Как?.. – спросил он яростно. – Как почти
тысяча американских коммандос прошли беспрепятственно до самых подмосковных
дач?
Я сказал горько:
– Босенко уже не ответит.
А Громов огрызнулся:
