Я поморщился, он чересчур уж упивается победой, говорит
добивающими фразами, морталити, видите ли, прямо щас вырвет мое сердце и
помчится вприпрыжку вокруг стола.
– Экстремисты, – проговорил я. – Они везде
есть. Даже здесь. Нет-нет, я не указываю на вас пальцем. Зачем, когда все и так
это знают?.. Я все еще не вижу угрозы. Не придуманной, а реальной. Знаете ли,
время от времени чуть ли не каждая область начинает бурчать, что налоги в Центр
идут чересчур большие, а некоторые намекают, а то и требуют, чтобы на местные
нужды оставлять больше. При чем тут кобызы? В Иркутской области ни одного
кобыза нет, но они уже пятый год лоббируют всюду идею самостоятельности, чуть ли
не автономии Иркутской области! Еще чуть – и договорятся о провозглашении
Иркутской республики!
Он смотрел со странным выражением.
– Господин президент, я вас не понимаю. Вас это
веселит? По-моему, плакать надо.
Я сказал с неудовольствием:
– Не надо плакать, глаз не хватит. Все мы люди, даже
политики, всех нас заносит… не только к чужим бабам. Все выровняется, Всеволод
Лагунович. И насчет Иркутской республики только треп, и насчет автономии для
кобызов. Все мы желаем большего, чем получаем. То же самое получится и у
кобызов. Возможно, им хотелось бы вообще империю кобызов, что попирала бы
мелкие США, Россию, Европу, но… желать не вредно.
Он смотрел неотрывно.
– Господин президент, это не только желание. Это –
действие.
– Пока только слова, – ответил я устало. –
Несколько горячих голов из молодежи…
– Аятолла не молод!
– Аятоллу, по-моему, просто занесло. Вообще откуда у
них аятолла? Так, какой-то самозванец. Работает на публику, взрослых людей на
дурость подбить трудно, а молодежь охотно пойдет строить Великую Кобызию.
– Великий Кобызстан, – вставил Павлов. Подумав,
сказал нерешительно: – По-моему, я уже на днях где-то слышал это…
Карашахин посмотрел на меня победно, я поморщился:
– Глеб Борисович, и вы этот, как его, что в мартовские
иды?.. Ладно, понимаю, я должен побывать там лично. Ничего пока решать не
будем. Ни слова, ни полслова! Я должен все увидеть сам.
Они смотрели в удивлении, я сам удивился своему внезапному
решению, время президентов расписано вперед на месяцы, каждый визит тщательно
готовится, даже если президент изволит всего лишь посетить детский приют или
школу, в которой учился. Секретная служба заранее проверяет не только само
место на предмет мин, но и прочесывает округу, убирая подозрительных и нежелательных,
рассаживает на крышах снайперов, а среди встречающего народа половина всегда из
сотрудников охраны.
Павлов спросил осторожно:
– Найти место в следующем месяце?.. Это трудно, однако…
– Нет, – ответил я. – Месяц только начался.
Подбери на этой же неделе. А еще лучше завтра-послезавтра.
Он ахнул:
– Господин президент! Это же сколько встреч придется
отменить!
– Не отменяй, – предложил я, – просто
перенеси.
– А как раздвинуть сутки, – спросил он, –
чтобы не двадцать четыре часа, а хотя бы тридцать шесть?.. Может быть, к концу
месяца?
– Нет, – отрезал я. – Там, в самом деле,
недобрые силы нагнетают обстановку. Я должен побывать там лично. Я всегда
находил общий язык даже с самыми упрямыми студентами. Мне обычно удавалось
убедить, доказать, переубедить…
Окунев сказал тихонько:
– Перевербовать. Вот как меня.
– Перевербовать, – отмахнулся я. – Пусть так.
Это же не заставить, верно?.. Перевербовать – это на пальцах доказать
преимущество того, что видно пока не так явно.
Конечно, это дурь – лететь куда-то, чтобы увидеть своими
глазами. Это было важно в древние и средние века, когда не существовало еще
достоверных карт, а путешественники бессовестно врали про встречи с одноглазыми
великанами в поднебесных горах. Можно бы принять и великанов, но год спустя в
тех краях оказывался другой бродяга, которых рассказывал про одноногих карликов
с тремя глазами на лбу, что живут на равнине, плоской как выструганный стол.
Хуже того, третий путешественник важно повествовал про бескрайнее море в тех
самых широтах, никаких великанов или карликов – одни дивные русалки…
Когда появились фотоаппараты, отпала необходимость умным
людям ездить в дальние страны: фотоснимки – это не рисунки, где можно
намалевать черт знает что! Затем эпоха кино, пошли кинорепортажи о дальних
странах и народах, появилась цветная пленка, изобрели телевидение с его
репортажами с мест… зачем куда-то таскать свои задницы? Включи ящик и смотри!
Или купи на кассетах, лазерных дисках, на флешах или зипах красочные
фильмы-энциклопедии. Можно смотреть телеканал новостей, посвященный только
этому региону. А у президента возможностей незримо бывать везде и все видеть и
слышать – неизмеримо больше, чем у простого смертного!
И все-таки я по старинке спустился по ступенькам, охранник
распахнул дверцу лимузина, рядом еще три точно таких же и с идентичными
номерами, как обычно, пойдут каруселью, чтобы возможный террорист не вычислил,
какой именно подбивать из гранатомета… хотя мой автомобиль можно только
крылатой ракетой, да и то лишь поцарапать, в дороге я переговорил по сверхзасекреченной
линии с Сигуранцевым, Громовым, Новодворским, с Карашахиным говорить не
пришлось, сидит рядом, помалкивает, а Крамар занял место рядом с шофером, бдит,
готовый и в автомобиле закрывать меня своим телом.
Узнав, что поездка продлится всего несколько часов,
напросился Новодворский, у него как раз окно в расписании, я указал на другую
машину:
– Если Крамар разрешит…
– Еще как разрешит! – ответил Новодворский
жизнерадостно. – У нас с ним полное взаимопонимание.
Я ощутил укол, Новодворский явно намекает, что ему сидеть в
моем кресле через полгода, Крамар это понимает и уже относится к Новодворскому,
как к будущему президенту.
– Ну так и нет проблем, – только и нашелся я
ответить.
Новодворский улыбнулся и сел в машину. Мне показалось, что,
несмотря на свой вес, бронированный лимузин слегка осел на одну сторону.
Все три машины выметнулись из-под низкой арки ворот,
понеслись, набирая скорость. Далеко впереди мчатся с мигалками, перекрывая
дорогу, в России президенты не стоят в пробках.
Я рассеянно посматривал в окно, мысленно просматривал дела и
встречи, что пришлось передвинуть, затем обратил внимание, что Геннадий, мой
бессменный шофер, просто кипит от ярости. Другой бы не заметил, даже Сигуранцев
не видит, но я хорошо знаю Гену…
– Геннадий, – сказал я проникновенно, – двумя
руками надо!
Он откликнулся:
– А кто ж машину тогда поведет?
– Что случилось? – спросил я благодушно. –
Сын решил жениться на демократке?
