Громов бухнул всей тяжестью голоса, будто сам обрушился с
высоты потолка на стол:
– Бороться нужно в любом случае. Даже если мы –
динозавры, а эти… что внедряются в наш ареал охоты и похищают наших
динозаврих, – млекопитающие.
– Млекопитающие сами пробились, – поддакнул
Каганов.
– Динозавры вряд ли им уступили добровольно!
– Млекопитающим помогла комета, – возразил
я, – сами они вряд ли бы пробились…
От соседнего столика суховатым, но громким голосом
проговорил Забайкалец:
– Намекаете на ядерную зиму? Простите, что принял
участие в разговоре, но не могу молчать, можно я к вашему столу со своим
стулом? Я уже поел, так что места не займу… Ну и продолжу. Да, уж эти-то
выживут, как и тараканы… Но все равно я, если уцелею, встану на их пути. С
дубиной или каменным топором – неважно с чем.
Красивый, элегантный, в костюме от Кардена, зубами от
Шишикина, знаток изящной поэзии и сам неплохой скрипач, он как нельзя более
подходил к роли человека с каменным топором в руке.
Я сказал горько:
– Время Топора…
– Что?
– Время Топора, – повторил я. – И прощание с
прекраснодушными иллюзиями прошлого века. Дескать, человек изначально добр,
прекрасен, а коммунизм можно построить уже с этими людьми. Гадко и страшно
смотреть на реальность, хорошо бы спрятаться за чью-то спину, как делали все
наши предшественники и как все еще делают правительства стран Европы!.. Но
будем смотреть правде в глаза. Идеалы гуманизма можно и нужно соблюдать, когда
их соблюдают все. Во всяком случае, противники. Иначе получается, что мы воюем
по каким-то связывающим наши руки правилам, а противник – без всяких правил. И
потому одерживает одну победу за другой.
Павлов расцвел, раздвинул плечи. Уже видел, какое решение я
принял или хотя бы к какой стороне склоняюсь, ожил, задышал свободнее. Каганов,
напротив, нахмурился, укоризненно качал головой. Не потому, что хочет остаться
чистеньким, нет, он честен и разделит ответственность со всеми, но для него это
крушение всего мира, это небо рушится на землю, это хуже, чем ядерный удар.
Суббота прошла в текучих делах в Кремле, а в воскресенье я
напросился в гости к Карелину. Он явно удивился, в голосе зазвучала
настороженность, но пригласил, а я, не медля, вызвал машину, вскоре кортеж уже
несся по быстро пустеющей впереди улице. Россия, несмотря на все ее смешные
попытки идти по пути демократии и общечеловечества, – единственная страна
в мире, где перекрывают движение по всей трассе для автомобиля президента. Наши
власти любят жить с удобствами, пусть это даже за счет большого неудобства для
других. Глядя на власти, так же и народ поплевывает на соседей, бросает окурки
мимо урны, вытряхивает ковры с балкона и бьет бутылки, чтоб никто не подобрал и
не разбогател, а если еще и кто-то обувь порежет, то вообще кайф!
Из динамиков деловитый голос быстро пересказывал новости.
Напряжение на границах Индии и Пакистана достигло предела. Стороны вот уже
четвертый месяц обстреливают друг друга из дальнобойной артиллерии и танковых
орудий, но никто еще не решается взять на себя ответственность за вторжение на
чужую территорию. Но по истечении четвертого месяца в приграничном пакистанском
городе взорвано мощное устройство, превратившее городок в груду развалин. В
ответ Пакистан нанес ракетный удар по трем индийским городам и превратил их в
руины. Ужас ситуации был в том, что ни у Индии, ни у Пакистана не имелось
добротной системы противоракетной обороны, и любая ракета, нацеленная на их
города, достигала цели.
Ценой невероятных усилий президенту ООН удалось удержать
Индию от запуска всех своих ракет, в том числе и ядерных. Возможно, Индия и
сама устрашилась развития событий в этом направлении: локаторы на пакистанской
стороне засекли бы пуск индийских ракет, в ответ пошли бы все пакистанские,
тоже с ядерными боеголовками, Индия стала бы похожей на поверхность Луны. И
мало утешения в том, что Пакистан станет таким же…
Мир снова завис на грани, а приток беженцев из восточных
стран превратился в реку, в морской прилив, что захлестывал Европу. Страны,
успевшие ввести ограничения на въезд, вынуждены снять их ввиду жалкого
положения беженцев, многие из которых пострадали от осколков.
Шофер покрутил головой, выругался сквозь зубы.
– Дмитрий Дмитриевич, – воззвал он, – что же
делается?
– Четвертая мировая война, – ответил я
тускло. – Она уже идет.
– С юсовцами?
– Россия и Америка, увы, в глухой обороне.
– А с кем?
– Все против всех, – ответил я.
– Как это?
– Стран уже нет, – объяснил я. – Границы
стали прозрачными, значит, война теперь начинается не на границах, а… везде.
– В горячих точках?
– Да, только горячими они становятся уже после
стрельбы.
Карелин взглянул мне в лицо, тревога в глазах сменилась
глубоким участием. Обнял, похлопал по спине, как в старые добрые времена, когда
хотел похвалить талантливого ассистента, помощника, на которого собирался
оставить кафедру, я ощутил на плече его тяжелую совсем не старческую руку,
повел в дом. Лина Алексеевна уже стояла на крыльце, домашним теплом и уютом от
нее веет, как от мощного калорифера.
– Здравствуйте, Дмитрий Дмитриевич, – проговорила
она испуганно. – Что это с вами?.. Господи, так исхудали!
Она метнулась в дом, сразу же там загремели тарелки, вступил
в силу древнейший инстинкт, что мужчин надо кормить, кормить, кормить, а сам
Карелин отвел меня на веранду, усадил в мое любимое кресло, чтобы закат солнца
наблюдать во всей красе.
– Что так тряхнуло?
– Жизнь, – ответил я. – Никогда бы не
подумал, я ж философ!.. Сколько раз слышал про смену вех, но никогда не думал,
что так же придется и мне…
Он сказал сочувствующе:
– Только мертвые и полные идиоты не меняются. Но, может
быть, это вовсе не смена вех?
Я покачал головой:
– Я же демократ, демократ до мозга костей!.. Я же
ненавижу диктатуру всеми фибрами души, я же против Советской власти воевал со
всем пылом и жаром, тоталитаризм зубами бы рвал…
Он смотрел внимательно, в глазах мелькнул огонек, потом
Карелин кашлянул, в голосе звучало глубокое сочувствие:
– Не преувеличивайте. Вы – демократ, демократом и
останетесь. Просто, видимо, жизнь подталкивает к жесткому решению, верно?
Силовому? От которого ваша интеллигентная душа отпрядывает?.. Но ведь вы –
власть, Дмитрий Дмитриевич. Умная осторожная власть. Дайте власть русскому
интеллигенту, который критикует власть за силовые методы, он за сутки Россию
кровью зальет!.. А потом еще и четвертую мировую начнет за торжество гуманизма.
А вы – держитесь.
