Я опустил голову, стыдно, каждое слово жалит, жжет, как
раскаленное железо.
– Да, увы… кое-кто даже имена меняет, чтобы под
иностранцев косить.
Он провожал меня до машины, придержал за плечо. Его обычно
мягкое и донельзя интеллигентное лицо стало твердым, жестким, словно высеченным
из гранита грубыми инструментами молотобойца.
– Дмитрий Дмитриевич, – сказал он
настойчиво, – в России не должны сменяться правители. Не должны!.. Ротация
президентов, как в Европе, для России – гибель. Это говорю я, демократ и
противник тоталитаризма. У нас не было европейской феодальной системы, когда
король – всего лишь один из феодалов. У нас правитель – всегда рулевой на
корабле. Все остальные – команда. Никаких вольностей – мы в походе! И чем круче
капитан, тем больше побед. Кого наша русская интеллигенция поносит больше
всего? Правильно, Ивана Грозного и Сталина. Кровавые диктаторы, мол. Западу они
особенно ненавистны, ведь Иван Грозный в разы (несколько раз) расширил Россию,
завоевав Сибирь и обеспечив выход русским на Дальний Восток, а затем и к Тихому
океану, а Сталин прибавил еще территорий, отхватив у побежденных, да еще и
расширил влияние России на две трети земного шара!
Шофер округлил глаза, боялся шевелиться, пугающе огромный
академик, которому только вслед Одиссею скалы швырять в море, держал меня, как
кот, закогтивший мышь, и говорил громко, настойчиво, убеждающее:
– К Петру Первому отношение интеллигенции двоякое,
согласен. Он хоть и погубил народу побольше, чем Иван Грозный… на одном только
строительстве Петербурга больше, чем Иван Грозный в войнах, но зато – первый из
западников. Не будем трогать ориентацию… я имею в виду ориентацию на Запад, а
вовсе не то, что привычно имеется под ориентацией, – разве не железом и
кровью Петр завершил то, что начал Иван Грозный: прорубил окно в Европу? Разве
не Петр Первый объявил себя императором, а Россию империей? Дорогой Дмитрий
Дмитриевич, поройтесь в истории: только при царях-диктаторах Россия крепла и
раздвигала рубежи. Более того, только при царях-диктаторах расцветали наука,
искусство, строились театры… Вы можете себе представить, чтобы Петербург
построили при царе-демократе? При царях-демократах Россия всегда терпела
поражения, сдавала позиции. Соседняя Польша, у которой и населения побольше, и
сама побогаче, но, на свою беду, приняла демократию, даже короля – всенародным
дворянским собранием, но прав все равно ему никаких, – эту Польшу
постоянно терзали и раздирали смуты, войны, ее били все соседи! Сейчас смешно,
что Польша была крупнее и сильнее, но когда у нас ненадолго воцарилась
демократия – поляки тут же вломились к нам, как в свой хлев, пьянствовали и
бесчестили наших женщин даже в Кремле!..
– Хорошо бы, – сказал я невольно, – чтобы так
же и закончилось. В смысле, как с поляками в Кремле.
– Нас и шведы били, – продолжал он. – И все
почему? Да была в Швеции демократия, была. Грызлись на своем крохотном шведском
дворе, что под копытом нашего коня поместится. А молодой наследник престола по
имени Карл потихоньку собрал силы, произвел переворот и взял всю власть в свои
руки. Абсолютную власть. И с тех пор бил более крупных соседей и расширял
владения. Крохотная Швеция в одночасье стала грозной и пугающей силой. Разбил
он и Польшу, где демократия, разбил походя и Россию, где почти что демократия в
то время. И тогда молодой Петр, как и Карл, берет всю власть в свои руки…
Известно, что получилось.
Я сказал с тоской:
– Не получится из меня Наполеона. Вот, кстати о
птичках, еще один диктатор. Взял всю власть в свои руки, всю Европу поставил на
уши! Да что Европу – весь мир. И не надо, что его в конце концов разбили. Все
его законы живут, орденом Почетного легиона награждают, «Марсельеза» стала
гимном…
– Да дело не в Наполеоне, – сказал Карелин. –
Слишком уж нас заставили западные пропагандисты откачнуться от абсолютизма в
анархию демократии. В то же время умело всобачили через нашу лакейскую
интеллигенцию мнение, что это мы сами ненавидим твердую власть и желаем вот
такой вседозволенности и распущенности… Это не так, Дмитрий Дмитриевич, не так!
Народ жаждет твердой власти. Жаждет!.. Вы это знаете. Так не обманывайте же
народ, не обманывайте. Не говорите свысока, что лучше знаете, что народу надо.
На самом деле народу надо, чтобы бремя тяжелых решений вы взяли на себя, на свои
плечи. А народ… выполнит.
Лимузин несся по ночному шоссе, безлюдному, замершему.
Одинокие машины прижимались к бордюру и послушно замирали, повинуясь грозным
окрикам из патрульных машин.
Я помял левую сторону груди, в последнее время это движение
становится уже привычным. Тупая боль медленно проваливалась через пещеру
грудной клетки ближе к спине, заныло под лопаткой. Я вжался в сиденье, стараясь
попасть ноющим местом в твердый валик.
Первым, насколько помню, успешно провел борьбу с
преступностью Сулла. В Риме адвокатура была на таком высоком уровне, что
доказать и посадить, как бы теперь сказали, чрезвычайно сложно, хотя все
видели, что такой-то вор и преступник. Сулла объявил себя диктатором и повелел
казнить без суда и следствия множество народу по так называемым проскрипционным
спискам. Операция была проведена блестяще, республика спасена, а Сулла, сняв
полномочия диктатора, спокойно ушел на пенсию выращивать розы. Он прожил долгую
жизнь без всякой охраны и умер, окруженный любовью и почетом.
В подобных трудных ситуациях принимали чрезвычайные меры и
попозже. В США разгул преступности был сведен практически к нулю в тридцатые
годы тем, что полицейские отстреливали преступников на месте, а суд принял
упрощенную схему ведения дел. В сорок первом году маршал Жуков не только велел
расстреливать преступников сразу же, но и пустил по улицам подсадных уток:
парня и девушку в мехах, оба с пистолетами. Они отстреливали грабителей на
месте. Преступный мир вскоре об этом узнал, полностью прекратились даже карманные
кражи.
То есть, когда ситуация угрожающая, везде применяются
чрезвычайные меры. Поднялась бы в США преступность до уровня российской, там бы
снова вернулись к практике тридцатых годов. Без всяких криков о нарушении прав,
ибо права отдельных людей не могут быть выше прав всего общества, это ясно даже
козе, но только не российским властям. Только сознательный враг России требует
новой амнистии на основании того, что тюрьмы и лагеря, видите ли, переполнены!
Как будто из лагерей выходят готовые слесари, каменщики, строители дорог,
путеукладчики, а не то, что выходит!
Глава 15
Прошли времена, когда я во сне летал, теперь все чаще я
зависаю в черном ужасе, падаю в бездну, мне холодно и страшно, до мозга костей
пронизывает страшное понимание, что жизнь – только щель слабого света между
двумя идеально черными вечностями. Не только человеческая жизнь, но жизнь всего
человечества, всей планеты, Галактики, Вселенной…
Просыпаясь ночью в холодном поту, подумал, что кровь
человеческая обновляется за неделю, мясо – за месяцы, а целиком с костями и
мозгами человек обновляется каждые семь лет. А духовно не обновляется ли
человек еще чаще? Сколько человек умирает в одном человеке, прежде чем сам он
умрет? Я уже явно не тот, который явился в этот мир, и даже не тот, который
впервые сел в президентское кресло!
