Сигуранцев сказал твердо:
– Господин президент, для армии важна не только огневая
мощь, но и воинский дух. Дух наш слаб, а вместе с тем рассыпается и армия.
Правда, если США в самом деле объявит, что посылает войска в Россию, то здесь
прогнозируется некоторый всплеск патриотизма. Не такой, конечно, как был бы в
СССР, но все же армия малость озлится и возьмется за оружие… Но это продлится
недолго: правозащитники сильно разложили армию и ослабили нашу защитную мощь…
Увы, советского патриотизма уже нет, российского… вернее, новороссийского, и не
предвидится…
– Российский в младенчестве, – сказал я поспешно,
пока он не брякнул какую-нибудь глупость. – Мы рождаемся заново… А с
началом операции США получат повод вторгнуться к нам со всей мощью.
Босенко покачал головой:
– Что-то мне не верится, что вот так возьмут и
вторгнутся.
– Да еще за кобызов! – вставил Громов.
– Для них любой предлог хорош, – возразил
Сигуранцев.
– Тогда найдут все равно, – рассудил Босенко. –
Но что в таком случае?
– В таком случае, – заявил я, – операция
начнет разворачиваться… медленно. С одновременной обработкой общественного
мнения. Это не нападение на их территорию, когда надо спешить! Как только
узнают, что здесь проутюжили танками анклав кобызов, сперва поднимется крик в
сенате и конгрессе, это не считая прессу и правозащитников, президент потребует
полномочия на проведение военных операций против имперской России, пройдет
какое-то время до начала очередной сессии… Полномочия, естественно, дадут,
дальше имеем три варианта: обстрел из высокоточного оружия, как уже проделано в
Косово, Ираке и Афганистане, высадка ограниченного контингента элитных частей
или широкомасштабное наступление, что является уже захватом территории.
– Каковы прогнозы? – спросил Сигуранцев.
– Обстрел ничего не даст, – сказал Громов с
затаенной гордостью, – у нас не Косово и не Ирак. Наши ракеты могут
сбивать любые объекты, включая космические, юсовцы это знают. А если это будет
запускаться с авианосца, как было в Ираке, то мы потопим на хрен сам авианосец
и все корабли сопровождения. Если попробуют воздушный налет, то знают, что наши
истребители превосходят ихние и в скорости, и в огневой мощи. Это будет
избиение младенцев…
Я сказал нетерпеливо:
– Понимаю, что вам приятно поговорить о таком, хоть в
чем-то не уступаем, но все же отвечайте на вопрос.
– Скорее всего, – ответил он нехотя, –
попробуют второй вариант. Здесь нам лавировать труднее. Одно дело сбивать
падающие на головы ракеты, тут ни одна правозащитная сволочь не каркнет, другое
– разбомбить подходящий к нашим берегам корабль. Пусть он даже битком набит
вооруженными коммандос. Третий вариант сомнителен, для этого пришлось бы
приводить в движение слишком большие силы в Западной Европе. Это означало бы
крупномасштабную войну в старом стиле, что в третьем тысячелетии уже нонсенс…
Громов включил свой ноутбук, видно, как всматривается в
экран. Я коснулся кнопки на столе, бесшумно раздвинулись деревянные панели
стены, открылся огромный экран, от пола и до потолка. На огромном дисплее
вспыхнула карта России, передвинулась, укрупнилась до пределов западной части.
Вокруг городов появились красные кружки, синие, зеленые – вокруг Москвы все
три, кое-где значки, обозначающие передвижные ракетные комплексы. Громов шелохнул
мышью, кружки исчезли, карта поблекла, по экрану медленно пошла вереница цифр.
– Слева, – сказал министр обороны, – наличие
войск юсовцев вообще, вторая – сколько входит в силы быстрого реагирования,
третья – за какой срок могут подтянуть к нашим берегам. Щелкайте по любому виду
войск, там все данные на сегодняшний день… Удручающие данные, скажу вам. Они
из-за океана быстрее перебросят к нашим берегам десяток дивизий, чем мы одну из
Московской области в Рязанскую.
Сигуранцев сказал сердито:
– Не сгущайте краски!
– Это факт.
– Им еще понадобится получить разрешение конгресса! На
это уйдет неделя, если не месяц!
Громов пожал плечами.
– Верно. Я говорю лишь о способности передвигаться на
большие расстояния. Как только конгресс одобрит… Или вы надеетесь, что конгресс
будет против?
Наступило короткое молчание, словно все прикидывали, одобрит
или не одобрит конгресс. Я видел, как все трое мрачнели. США раньше других
взялись за топор, или, как они сами говорят, за Большую Дубинку. Нас убеждали,
что все надо решать за столом переговоров, мы-де все люди, а сами уже засыпали
крылатыми ракетами Косово, Афганистан, Сомали, Ирак…
– Правительство США считает, – сказал
Громов, – что у нас не хватит духу дать отпор. Мы слишком угнетены и
равнодушны ко всему, чтобы сопротивляться. К сожалению, так же считает и
население в США, потому там семьдесят процентов за то, чтобы Россию немедленно
расчленить, поделить, самые жирные куски присоединить к своей империи.
– К еще большему сожалению, – сказал
Сигуранцев, – это правда.
– Правда что?..
– Что мы глубоко деморализованы. Россия начала
выползать из глубочайшего кризиса, но… именно начала. Она все еще в яме. Хоть
уже не на самом дне. Во всяком случае, юсовский флот подойдет к нашим берегам
намного раньше, это понятно.
Наступило глубокое молчание. Сигуранцев даже дышать стал
тише, все дисциплинированно ждали. Я сказал тяжело, словно сдвигал шкаф с
книгами:
– Мы прижаты к стене. Задавит нас США или нет – еще
вопрос, а кобызы… задавят точно. Готовьте ударный кулак! Операция запущена.
Часть вторая
Глава 1
Кости затрещали, я выполз из-за стола, спина разгибается
целую минуту. Что-то главный врач говорил насчет позвоночника, но все болезни
от нервов, а мне сейчас не до болезней. Наполеон в чумные и холерные бараки
заходил, с очумелыми солдатами обнимался, а ужасающимся врачам говорил
бодренько, что ему болеть некогда, так что он вот не заболеет, и все. Зато
после походов даже летом в своем Фонтенбло топил все камины и все равно страдал
от насморков, простуд.
Над зубчатой стеной Кремля белесое небо медленно и
торжественно наливается сочной синевой, яркой и богатой. Белые облака, похожие
на клочья ваты, подсвечиваются сперва оранжевым, потом багровым, а сейчас
совсем уж полиловели, двигаются с неспешностью академических наук. Закат
сегодня скромный, как наша экономика, едва-едва алый да еще и с чахоточной
бледностью, прижимается к земле, а выше небо осталось без присмотра: не
закатное, не дневное и не ночное, а нечто неземное вовсе – с зеленоватым
оттенком, словно на планете Сириуса, стерильное, эльфячье, аэлитное.
Пальцы простучали по клавишам, вспыхнул центральный дисплей,
чуть позже засветились еще два по бокам. На главном появилось лицо Окунева,
нашего вице-премьера, но сейчас еще и Директора Центра Стратегического
Планирования.
