– А-апчхи! – бухнул Громов.
Каганов пожелал вежливо:
– На здоровье, на здоровье…
– Спасибо на теплом слове, – сказал Громов
проникновенно. – Надо же, от демократа! Аж слезу прошибло… Вам, дражайший
Игорь Самойлович, надо определенно не только почистить, но и починить очочки!
– Почему? – спросил Каганов настороженно.
– Тогда не пожелали бы здоровья, – пояснил
Громов, – военно-промышленному комплексу в моем лице. Я ж понимаю, это вы
нечаянно.
– Не надо ему, – вступился за Каганова
Забайкалец. – У Игоря Самойловича есть выбор: или принять реальность, или
протереть очки. И вообще люди в очках – это генофонд нации, они крепки
здоровьем: кормушка видна хорошо!
Окунев прислушался, добавил глубокомысленно:
– Близорукий человек подобен суфию: он вечный странник
на пути, которого нет.
– Зато близорукий, – вставил Сигуранцев, –
идеален как политик: не видит перспективу, зато твердо знает, что разницы между
черным и белым – нет. Как вон и наш дражайший Лев Николаевич.
Громов бросил зло:
– Да чтоб вам всю жизнь в тетрис на двенадцатой
скорости!.. Не близорукость у меня, не близорукость, а дальнозоркость! Это
значит, что я вас насквозь вижу!
– Вот видишь, – сказал Убийло Сигуранцеву. –
Потому для человека в очках нашего министра финансов такой простор в политике!
Хрен что замечает, потому и не проболтается… И стресса у него не будет: снял
очки – и ничего не видит, как хорошо!
– То-то его президент так и чешет за ушами.
Каганов чуть не плюнул через широкий стол, а руки задрожали
от великой обиды. Обычный треп перед началом работы, но сегодня затягивается,
нервничают, чувствуют приближение недоброго. Я положил руки на стол, все
моментально затихли, смотрят внимательно, ноутбуки перед всеми лежат закрытые.
Я – во главе стола, справа: Новодворский, Громов,
Сигуранцев, Босенко, Забайкалец и примкнувший к ним Окунев – еще один
тяжеловес, скоро догонит Новодворского, вице-премьер, министр внешних связей, а
также – Директор Центра Стратегического Планирования, в крупных очках с
массивной оправой, осторожный государственник. Слева: Каганов, Убийло,
Шандырин, Башмет.
Все посматривали на свободное место, но я уже положил руки
на стол, все затихли, готовые к началу работы. Дверь распахнулась, вошел Глеб
Павлов с газетой в руке, стрижка ежиком, как у боксера прошлого века, крепкий,
с небольшим брюшком, похожий на большого сытого кота. Павлов – политолог,
советник, антиглобалист, большой кот с круглой рожей, коротко стрижен, отчего
голова еще больше кошачья, всегда настороженный взгляд, сразу улыбнулся всем,
извиняясь, провозгласил:
– Привет преступному режиму!
Добрейший Каганов заерзал и пробормотал в великом
недоумении:
– Почему так уж и преступный? Зачем же вы так,
Глебушка…
– А что, – спросил Павлов, – разве в России с
точки зрения русского интеллигента хоть когда-то был не преступный? Всегда –
преступный! Всегда бесчеловечный.
Он бросил на стол газету, жестом пригласил взглянуть,
Каганов спросил опасливо:
– Что там? Бомба?
– Четвертая мировая война! – заявил Павлов.
Каганов схватил газету, страницы зашуршали, он быстро
сканировал первую страницу, вторую, третью, спросил с недоумением:
– И где это, Глебушка? На последней странице мелким
шрифтом? Между прогнозом погоды и забитыми мячами?
– Мировая! – повторил Павлов со вкусом, словно он
сам – главный поджигатель войны, сам ее развязал, сам ликует и гордится. –
Да не такая, как предыдущие, только в Европе, а действительно Мировая,
Всепланетная!.. Бои идут и в Африке, и в Индии, и на островах Святой Береники…
кто знает, где эти острова?.. Но вот семьдесят пять убитых только за сегодня!..
Он сел справа от Шандырина, улыбнулся мне еще раз, мол,
простите, господин президент, я никогда не опаздываю, но иногда случается в
жизни, он выглядел как большой толстый кот, что упер из ведра рыбака самую
крупную рыбину.
– Не бреши, – заявил Громов. – Мы ж ее еще не
объявляли? Значит, никакой мировой войны нет.
Павлов скалил зубы. Насладившись общим недоумением,
пророкотал довольно:
– Эх вы, гуси!.. Как это вы еще в зипунах в Кремль не
пришли? А могли бы, по мордам вижу. По старинке считаете, что третья мировая
должна быть похожа на вторую? А то и первую? Только танки побольше, самолеты
потолще, морды поширше… Так полагать – все равно что думать, будто между
звездами станут путешествовать на телегах… то есть звездолетах. Четвертая
мировая уже идет! Весь мир воюет – разве это не мировая война? Все против всех!
Смотрите новости.
Я взял газету, половинку протянул Новодворскому, он же
премьер, ему первому, у нас за этим следят, глаза быстро просканировали колонку
новостей. Взрывы домов в богатых кварталах США, такие же взрывы в крупнейших
магазинах, на автостоянках, улицах, площадях, в переполненных кафе и барах.
Долгое время негров преподносили в фильмах как христиан, но на самом деле три
четверти – мусульмане, и сейчас, когда удавалось отомстить белым братьям… за
что? да просто отомстить, неважно за что, есть возможность убивать не просто
так, став преступником, а убивать благородно, с идеей в сердце, то как
отказаться от такой сладкой возможности? Да и просто так убивать – тоже хорошо,
фильмы приучили, что киллеры – благородно, мафия – хорошо, человек свободен в
проявлении своих чуйств…
– Франция, – сказал Новодворский, медленно
просматривая газету, – Италия… Германия… ну, ессно, кр-р-ровавые бои в
Индии… В Польше вдрызг два рейсовых автобуса и одно здание… В Англии бои на два
фронта: с одной стороны, исламские экстремисты из местного населения, они тоже
англичане, даже не в первом поколении!.. с другой – Белфаст, ИРА… Даже не на
два: где ирландцы – понятно, они действительно на одной стороне, а вот
мусульмане по всей стране убивают, взрывают, поджигают, требуют… Похоже, даже
Шотландия вот-вот заявит об отделении… Пока что ответственность за теракты
берет на себя в основном «Хамаз», но уже и другие группы создали мощные
ответвления не только… ох, не только на территории США.
– Что США, – сказал Забайкалец. – В какой
стране сейчас нет диаспоры мусульман?
– В счет идут только те диаспоры, – объяснил
Сигуранцев, – которые уже начали борьбу. За расширение своих прав, за
свободу носить автоматы… мол, у них это национальный обычай, вроде вышивки на
рубахах белорусов, а остальные…
– Да, – согласился Забайкалец, – остальные
пока не в счет.
– Да. Пока.
На меня поглядывали осторожно, выжидающе, могу прервать в
любой момент свободный обмен мнениями, если есть какие-то важные вопросы, но,
судя по всему, нет, а собрались, как обычно, на короткое совещание кабинета,
что раз в неделю, все хорошо, пока не тонем, можно почесать языки,
поупражняться в остроумии и пощеголять прогнозами в политике и экономике.
