Он часто задышал, донельзя раздраженный.
Я сказал хмуро:
– Для биологического вида высшей ценностью является его
выживание среди других видов. Внутри вида – те же критерии. Кто лучше, мы или кобызы, –
решается просто: кто останется на лужайке после схватки, тот и лучше. Добро,
как говорят, всегда побеждает Зло, так что кто победил, тот и добрый. Ибо этот
лучший заселит окрестные леса и степи, будет размножаться. Для победы
недостаточно крепких кулаков, нужна еще и воля. Сейчас мы пытаемся собрать ее в
кулак… Надеюсь, у нас получится. Хотя и с опозданием, как всегда на Руси.
Слишком долго сменяющие друг друга правительства делали все, чтобы ублажить
либеральную оппозицию. Более того, сами либералы возглавляли последние
кабинеты. Это я о вас, Андрей Каземирович, да и о себе. Но не только народ, мы
сами тоже увидели, увидели, что это дало. Наступил Час Топора, а мы его
старательно не замечаем.
Убийло спросил медленно, перекатывая слова, словно впервые
услышал даже по отдельности:
– Час Топора?
– Да, – ответил я с тяжелым сердцем. – Теперь
вот что… Бисмарк сказал, что русские долго запрягают, но быстро ездят?.. Это
была деза, чтобы мы и вовсе не слезали с печи, но в нашем случае так и будет. В
Рязанской области назрел серьезнейший нарыв. Даже не нарыв, а там созрела
опухоль. Вы знаете, о чем я. Но полумеры, которые предложил уважаемый Игорь
Самойлович, приведут нас к новой затяжной войне, печальный опыт у нас уже есть…
Так что я взял командование операцией в свои руки. Сообщаю, что сейчас
ускоренными темпами готовятся военные силы. Ну, за исключением ядерных. И,
пожалуй, флот можно оставить в покое. Но военно-воздушные силы должны быть
приведены в полную готовность…
Я подпустил в голос иронии, но все равно прозвучало горько,
а ирония сама по себе абсолютно без моего желания перешла в сарказм. Мне не
понравилось, как организм управляет мною, это я должен управлять им, ведь я не
только человек, я политик, а это двойные обязательства, но все равно Каганов и
Убийло едва не раскрыли рты, как рыбы на берегу. У Убийло глаза вообще полезли
на лоб, Босенко вскинул брови и сделал вид, что застыл в безмерном удивлении, а
у Сигуранцева вообще отвисла челюсть. Только Громов не дрогнул лицом, но
старался сделать вид, что он изумлен, ну просто безмерно.
После напряженной паузы робко сказал Сигуранцев:
– Господин президент…
Он умолк, смешавшись, я сказал желчно:
– Вам непонятно, почему вдруг такое предлагаю я?.. Да потому,
что не страшусь брать на себя ответственность. И потому, что прекрасно понимаю,
если мы не ликвидируем эту опухоль в считаные дни, нас сожрут страны Запада,
Востока, Севера, Юга и все-все организации, конфессии, партии. И еще потому,
что так будет меньше жертв. У нас не понимают, что, когда США сбросили ядерную
бомбу на Хиросиму, они спасли не только своих солдат, но и японцев, иначе те
дрались бы до последнего солдата и последнего человека. Если разом жестко и
решительно сотрем этот нарыв с лица земли, то поставим мир перед фактом.
Исламские страны не смогут помогать им деньгами и оружием, Запад не сможет
разыгрывать их карту против нас, нашим правозащитникам останется лишь обвинять
нас в уже свершенном…
Каганов медленно наклонил голову, принимая мое решение, но
взгляд не спускал, получилось, что смотрит исподлобья, словно бык на тореадора,
а Убийло проговорил робко:
– А нельзя ли что-нибудь… более компромиссное?
– Между чем и чем?
– Между полным попустительством и вашим… э-э…
людоедским решением. Насколько я понял, вы хотите ввести туда войска? И
начинать арестовывать всяких экстремистов?
Я спросил хмуро:
– И что это даст? Штатовский президент сморозил
глупость, заявив, что победят, всюду преследуя исламских экстремистов,
вылавливая их по свету, предавая суду… Он мыслит штампами прошлого века. Ислам
не нуждается в экстремизме. Экстремизм, терроризм – выплески энергии горячей
молодежи, что спешит приблизить победу ислама. Ислам сам по себе побеждает
всюду, на всех континентах. В том числе и в США, там ежегодно мусульманская
община увеличивается на пять-семь миллионов человек! В то время как рождаемость
стоит на месте. Не снижается, как у нас, но и не поднимается. Через сорок лет в
США был бы исламский президент… да только не проживут США еще сорок лет.
Громов тяжело вздохнул:
– Но пока живы, еще насрут на планете, а главное – нам.
Нет, Андрей Каземирович, полумерами не обойтись. Это будет война на истощение,
а России в ее нынешнем состоянии не тягаться даже с кобызами. Если учесть, что
на защиту кобызов встанет не только Запад, досаждая санкциями, но и родной им
Восток, снабжая братьев по вере деньгами, продовольствием, оружием.
– Давайте посмотрим сценарий, – предложил
я, – который считает компромиссным наш Андрей Каземирович. То есть
окружить конклав кобызов не то рвами с водой, не то колючей проволокой… И что
дальше? Во-первых, Лев Николаевич прав, во всем мире поднимется крик о массовом
концлагере, где наряду с ни в чем не повинными людьми… запомните, это «ни в чем
не повинные люди» будет звучать постоянно и в конце концов вызовет тошноту…
– Я уже давно ее чувствую, – раздраженно рыкнул
Громов.
– Тогда рвоту. На Западе начнут перекрывать нам
кислород, применять санкции, с Востока к кобызам пойдет вооружение, рекой
потекут доллары, через границу будут прорываться вооруженные группы, чтобы
кобызам в Гренаде… тьфу, в России свободу отдать.
– Бандформирования, – буркнул Сигуранцев. –
Уничтожим, уже научились!
– Если бы бандформирования, – сказал я с
горечью. – А то как раз пойдут чистые романтики со всего мира. Никто из
нас по юношескому максимализму и недомыслию не умел копать глубже, они тоже не
умеют и будут думать искренне, что сражаются за свободу угнетенных. Никому не
может прийти в голову, что угнетателем может оказаться малый народ, а
угнетенным – большой…
– Как это не может? – удивился Громов. Он указал
на Каганова. – А он разве нас не угнетает?
– Их будет много, Лев Николаевич! – продолжил
я. – Еще не весь мир освинел, не весь. И мы этих чистых и благородных
встретим на своих границах пулеметами, накроем бомбовыми ударами. Во всех
странах поднимется крик, да нам и самим будет гадко, ибо наша правота будет
какой-то нехорошей, чересчур кровавой…
Каганов сказал с надеждой:
– Тогда израильский вариант! Как те в палестинской
автономии… Прямо сейчас двинуть туда усиленные ОМОНом наряды милиции.
Расставить посты по всем дорогам. Строго проверять грузы, дабы никто не провез
оружие или наркотики. Если будет доказано, что где-то формируются
военизированные группы, сразу же бросать туда бригады для немедленных арестов.
Я покачал головой:
– За рубежом – тот же крик о нарушении прав. Мол, в
соседней области ничего подобного нет, почему здесь? За всей областью не
уследишь, придется держать на Рязанщине целую армию, что несколько нелепо. Но
мы будем постоянно проигрывать, ибо инициатива останется за кобызами. Они будут
изощряться, понимая, что уже началась война, хоть и полуподпольная. Мы всегда
будем отставать, они всегда будут опережать. Начнутся подрывы наших
бронетранспортеров на фугасах, ночные убийства военнослужащих, гранаты в окна
русских семей, война снайперов, а женщины и дети, в которых не постреляешь,
будут забрасывать нас грязью и камнями. И везде это будет подаваться как
имперское угнетение бедных сирот… А сволочи, которые именуют себя русской
интеллигенцией, поднимут истошный крик об ущемлении прав маленького, но гордого
народа… Вам это ничего не напоминает?
