Я развел руками:
– Весь мир озверел, я еще долго держался. Все надеялся,
что удержим нашу звериность под контролем разума. Увы, разум – лишь самый
сметливый и расторопный слуга наших инстинктов. Древних, мохнатых, темных. Пока
мы давили в себе зверя, другие его натравливали…
Босенко сказал с наигранным недоумением:
– Вы так туманно говорите…
Я огрызнулся:
– Не прикидывайтесь, что не понимаете.
– Господин президент, здесь все свои.
– В любой партии, в любом движении есть, кроме дураков,
и сознательные провокаторы. Эти люди, кто из идейных соображений, кто за плату
за рубежом, а русская интеллигенция так и вовсе ради того, чтобы на Западе
покровительственно похлопали по плечу, сознательно расшатывают строй, мораль,
страну. Все знаем школьный пример, когда в Германии в начале тридцатых
преступность и апатия достигли таких размеров, что страна гибла. Железнодорожное
движение почти прекратилось, пассажиры не платили за проезд. Но вот пришел к
власти Гитлер. Кстати, избранный демократическим путем согласно всем
демократическим процедурам. Однажды поезд остановили между городами, группа
штурмовиков прошлась по всему поезду, вывели безбилетников, объявили остальным
пассажирам, выглядывающим в окна, что вот эти люди обкрадывают нацию, в том
числе остальных пассажиров… и – расстреляли тут же у насыпи! Да, это
неадекватно: расстрелять за неоплаченный проезд! Но – с того дня и доныне немцы
самые аккуратные плательщики в электричках, в метро. На улицах не бросят
бумажку мимо урны и всячески наставляют детей быть примерными. Я вам скажу, что
мгновенный экономический эффект тех выстрелов у насыпи железнодорожного полотна
тут же сказался на экономике и, главное, на духе нации. Те, кто работает и
ведет себя достойно, сразу ощутили, что страна заботится о них, именно о них! И
сурово наказывает тех, кто старается проехаться за их счет.
Убийло сказал задумчиво:
– Меры должны быть демонстративно жестокими. Не та
клоунада с запретом спиртного, как при Горбачеве, а казни, как, к примеру, в
Арабских Эмиратах. И тогда не будет пьянства, не будет воровства. Господи,
неужто дожили? Неужто начнем выползать из выгребной ямы?
Сигуранцев сказал ему предостерегающе:
– Да, так тебе и дадут вылезти! Юса сейчас же заставит
всех правозащитников работать круглосуточно, а сама спешно подготовит десант.
Ввиду спешности не станет даже уведомлять ООН.
Забайкалец оторвал взгляд от раскрытого ноутбука:
– Простите, я сейчас сверился кое с какими именами и
досье. У меня отсортированы лица, с которыми можно устанавливать контакты на
случай ужесточения власти в России… Должен заметить, господин президент, если
займем более жесткую линию, то уважать нас будут больше. Намного больше!
Правда, и крику будет, но уважать – да, начнут.
Каганов проговорил задумчиво:
– Вы не поверите, но ряд финансовых транскорпораций,
бюджет каждой из них превышает бюджет всей Европы, как раз заинтересован в
укреплении власти в России. Проще говоря, в автократии. Это, знаете ли, лучшая
гарантия капиталовложений.
Сигуранцев сказал холодновато:
– Догадываемся. В экономику Китая они же вложили около
триллиона долларов. Это не считая девятисот миллиардов, что вложили США. Всего
лишь потому, что там власть крепка. А что у власти коммунисты, им по фигу.
Каганов кивнул:
– Так я начинаю?
– Что? – уточнил я.
– Контакты с этими деятелями на предмет
инвестиций, – ответил Каганов туманно. – Я просто знаю, что едва
примем закон о смертной казни, инвестиции увеличатся примерно на триста-семьсот
миллионов долларов в год. Если увеличим сроки заключения – еще на миллиардик.
Если под расстрельные статьи подведем те графы, за которые преступники получали
от семи до десяти, то это означает еще три-семь миллиардов. Поверьте, один
только показательный расстрел десятка высокопоставленных казнокрадов привел бы
в Россию около пяти миллиардов долларов! Это не голословно, это пример Китая.
Любой аналитик скажет, что первый миллиард был получен сразу же после расстрела…
– Сразу, – сказал Босенко осторожно, – не
значит «вследствие».
– Именно вследствие, – сказал Каганов. – Мы
все нюансы анализируем! Биржевая игра – это не пустяковая военная. У вас только
народ гибнет, не жалко его, семь миллиардов, а когда малейший просчет в
финансах… Словом, все эти закономерности отмечены. И составлена таблица. Можете
не верить, но каждый шаг Китая по упрочению власти и ужесточению законов
вызывал прилив инвестиций из-за рубежа!
Сигуранцев вздохнул:
– Тогда пора начинать расходовать патроны. Как вы
думаете, Игорь Самойлович, за министра финансов что-то дадут?
– Думаю, дадут, – сказал Каганов. – По
крайней мере, на патроны для следующего десятка.
– Тогда начнем, – сказал Сигуранцев и выжидающе
посмотрел на меня. – Каганов уже готов даже собой пожертвовать! А еще
говорят, что евреи за копейку удавятся!
– Какая копейка, – огрызнулся Каганов. – Речь
о миллиардах и миллиардах долларов. Для этого стоит, знаете ли… гм… ущемить
кобызов и прочих палестинцев.
– А палестинцы при чем?
– А они, как и этот… как его… наш мэр, при всем, –
хохотнул Убийло. – А что, если взорвать поезд с людьми и подкинуть улики
на кобызов?.. Или рвануть пару многоэтажек… лучше бы в самой Москве… Тогда и
мировое мнение заколеблется.
Он умолк, голос был нарочито ровным, чтобы в любой момент
можно на попятную, пошутил, значитца.
– Фиг оно заколеблется, – возразил Босенко. –
Скажут, так русским и надо.
– Но вслух, конечно, выразят соболезнование, –
добавил Босенко.
– Не пойдет, – сказал Сигуранцев, в голосе ясно
слышалось сожаление, приходится отказываться от очень простых мер. –
Сперва должны быть теракты в селах совместного проживания с русскими. Ну,
взорвать три-четыре дома, заселенных туземным населением, чтобы подтолкнуть к
бегству, вырезать ночью пару семей русских… Газетчиков надо подготовить, а если
не сумеют все заснять, помочь с материалами.
Каганов закрыл глаза, лицо стало задумчивым, словно у
медитирующего Бетховена.
– А что, – сказал он медленно, – это неплохо…
Ночью врываются люди в масках, режут всех, но одна девушка сумела где-то
спрятаться. Она слышала их голоса, говорили на кобызском, смутно опознала…
– Как это «смутно»?
– Слышала, значит, – пояснил Каганов. – То ли
в клубе на дискотеке, то ли в продуктовом магазине. Кто-то из своих. В смысле,
из жителей их же села, так еще страшнее. Ходит безнаказанный, как и другие,
выбирает новую семью для резни…
Все взгляды наконец обратились ко мне. Я сказал с горечью:
