По экрану быстро передвигались светлые точки. Передача шла в
реальном времени, прямо с места событий, словно репортер сидел на спутнике и
целился объективом в двигающуюся под покровом тьмы колонну боевых машин. Громов
ругнулся:
– Утечка!.. Эти гады заранее знали.
Сигуранцев огрызнулся:
– Утечки не было. Просто аналитики хорошо сработали.
– Еще бы, – сказал Карашахин завистливо, – у
них такой штат… Потом у заведующего делами президента триста человек.
– А тебе зачем? – удивился Сигуранцев. – Дачу
строить? Только свистни, Громов тебе солдат подкинет. Воевать не умеют, зато
дачи строить – профессионалы. Всем генералам построили… Дмитрий Дмитриевич,
второй эшелон моих людей уже садится в самолет. Через полчаса будут на месте…
как только наступит ночь, они завершат начатое… У всех приборы ночного видения,
это же все равно что драться со слепыми!
– Мог бы сразу бросить всех, – сварливо сказал
Громов. – Ты ж говорил, что задействовал всех!
– Всех, – согласился Сигуранцев. – Сейчас
первый эшелон свалится на отдых, а второму идти дальше. Им отыскивать тайники,
убежища, бункеры, а это изматывающая работа.
На экране луч прожектора иногда выхватывал бегущие фигуры
спецназовцев: в тяжелых бронежилетах, увешанные со всех сторон пакетами с
патронами, гранатами, взрывчаткой.
– Да, – обронил я, – таким рыцарским коням не
марафонить… Всеволод Лагунович, давайте завесу информационного прикрытия.
Первая волна готова к рассылке?
– Готова и вторая.
– Со второй подождем. Не следует торопиться. Что-то у
меня хреновое предчувствие.
Громов проследил за моей ладонью, предложил участливо:
– Нитроглицеринчику?
– Взрыватель не забудь присобачить, – буркнул я.
– Ни за что, – ответил Громов почти
серьезно. – Теперь вы наш президент. И в самом деле – Верховный
Главнокомандующий.
Глава 16
И хотя вроде бы все распланировали, но многое идет вкривь и
вкось, что-то дублируется, а что-то упускается. Карашахин рассылал
заготовленные сообщения, Забайкалец, министр иностранных дел, информировал
правительства и настойчиво добавлял, что наши проблемы – это наши проблемы, что
значит – внутреннее дело России, суверенной страны.
На другой день с начала операции «Сулла» в Кремль спешили
заспанные члены правительства, я вытащил их из постелей на час раньше.
Над Москвой безоблачное небо. Над всей Россией безоблачное
небо, однако в этой безоблачности время от времени из ничего начинают
появляться крохотные облачка, тут же торопливо перекатывается гром, не
дожидаясь, когда облака вырастут в тучи. С синего неба, просто из ниоткуда,
срывается мощный дождь, капли огромные, прочерчивают воздух, как быстро
сгорающие метеориты из алмазов, все блестит и сверкает, люди бегут варварски
восторженные, в этот момент совсем не общечеловеки, а ликующие дикари, на земле
мигом образуются лужи с высоко подпрыгивающими «солдатиками», плывут огромные,
как бегемоты, пузыри, но дождь прекращается, а вода поднимается белесым паром,
и снова небо чистое, безоблачное, а воздух как в бане, все хватают ртами воздух
и посматривают вверх: хорошо бы грозу, настоящую грозу!.. С громом, молниями,
пусть даже повалит пару деревьев, перевернет плохо поставленный автомобиль, но
принесет перемены…
И где он, этот Урюпинск, подумал я фразой из анекдота,
бросить бы все это президентство, закатиться в уютный мирок, где березовый лес,
луг, речка, стрекозы над водой, белые кувшинки, на широких мясистых листьях
дремлют, нежась на солнце, толстые зеленые жабы…
В кабинет заглянула Ксения.
– Господин президент, члены правительства уже в сборе.
– Зови, – велел я.
В распахнутую дверь я увидел Забайкальца, Убийло и Каганова,
однако первым вошел Новодворский, даже не как премьер, а как будущий президент.
За ним вдвинулись грузные тела Павлова и Башмета, дальше пошли вдавливаться,
как тесто, Окунев, Шандырин, Гусько, комната заполнялась, на этот раз
приглашены даже министры земельных ресурсов и научного планирования.
Новодворский спросил встревоженно:
– Что-то случилось?
– Нас собрали так экстренно, – добавил Убийло и
посмотрел на Новодворского. – Что-то случилось?
– Рассаживайтесь, – сказал я. – И держитесь
за кресла… Не хочу, чтобы вы брякались, как тургеневские барышни. О взрыве дома
в Москве все, надеюсь, наслышаны? Нет-нет, меры принимает мэр, у нас другие
заботы. Как выяснилось, это всего лишь отвлекающий маневр, на который мы, к
счастью, не купились… По данным МВД, в анклаве кобызов сосредоточены большие
запасы оружия. Помимо обычного стрелкового, найдены склады с портативными
ракетными установками, способными сбивать боевые самолеты, множество
противотанковых ракет… Я уж не говорю о прекрасно подготовленных боевиках, что
ждали условного часа. Какого?.. Это выяснится на следствии. Сейчас ведется
операция по ликвидации складов с оружием и охраняющих их бандформирований. Пока
это все, что могу сообщить.
Ошарашенное молчание длилось долго, первым выкрикнул Агутин:
– Но как же… а не окажется ли, чта это липа подстроена
силами спецслужб, чтобы ужесточить правление? И отодвинуть демократическое
вхождении территории России в страны Европы?
– Да-да, – сказал Новодворский, воспрянув. –
Сами же завезли туда пару грузовиков с винтовками, а теперь начали зачистку!
Я ответил суховато, резанули слух слова «территории России»:
– Кроме того, обнаружены подземные бункеры. Не простые
норы, а с укрепленными стенами из толстого бетона.
Карашахин вклинился:
– Простите, что прерываю, но уже захвачено около сорока
боевиков с оружием в руках.
– Спасибо, – ответил я, в груди в самом деле
слегка отпустило. – Вы сможете с ними встретиться и переговорить.
Новодворский сказал властно:
– Господин президент, это неслыханно! Такие решения
были приняты без санкции правительства? Я просто требую, чтобы нам позволили
встретиться с этими борцами за свободу и переговорить немедленно!
– Сейчас с ними разговаривают следователи, –
отрезал я. – Потом – да, потом беседуйте.
– До самого приведения приговора в исполнение, –
добавил Сигуранцев негромко, но я услышал. Похоже, услышали и другие.
Новодворский дернулся:
– Это у вас такие шуточки?
– Да, – ответил Сигуранцев и посмотрел ему в
глаза. Повторил с наслаждением: – Да, такие вот шуточки, господин Новодворский…
Я опустил ладони на стол, все настороженно следят за каждым
моим движением, веселость и непринужденность как ветром сдуло, а я сказал
твердым голосом, веско и стараясь чеканить каждое слово, чтобы подавить споры
еще до их рождения:
