Сестра Люба победно глянула на сына и начала рассказывать.
… Семья Синявских жила не в деревне – нет, Синявские проживали в районном центре и деревенскими себя не считали. Две сестры – Люба и Маша – исправно бегали в школу, скакали с ребятней и собирались по вечерам в клубе. Правда, свое будущее каждая из них видела по-своему: Люба в своих фантазиях мыслила себя воспитателем детского сада, а еще лучше – заведующей, Машенька же маялась фигней, а проще говоря – собиралась блистать на экранах, то бишь стать артисткой. Нет, конечно, она выступала в клубе, участвовала в художественной самодеятельности, но и только. Что-то подсказывало ее родственникам, что это еще не гарантия поступления в актерский институт. Отговаривали ее всем скопом, но если что Мария себе в голову втемяшила, то уж то ничем не выколотишь.
Девчонка сразу после восьмого класса собрала вещички, тепло простилась с матерью, ткнулась носом отцу в фуфайку и на том с семьей рассталась. Потом она, конечно, написала, что в институт не поступила, но и домой возвращаться не собирается. Обещала устроиться в городе. Долгое время от нее не было ни слуху ни духу, а затем пришла открытка: Мария поздравляла семью с праздником и уверяла, что ее жизнь устраивается как нельзя лучше.
Люба к тому времени тоже устраивала свою жизнь. Она отучилась в педучилище, вернулась в район и сразу стала заведующей – специалисты в ту пору ценились, и ей выделили дом. Это были, конечно, не звезды с неба, но прогресс для сельской девчонки очевидный. А спустя еще какое-то время Люба и жениха себе подыскала – соседского паренька, агронома, тоже не тракториста какого-нибудь.
Мария приехала на свадьбу. Это был ее первый визит в родное гнездо после отъезда, и Люба поразилась, как изменилась сестра. Вроде внешне перемена не сильно бросалась в глаза – ну, чуть поярче Маша стала одеваться, краситься начала, платье по моде, и все же главное не это. Она сразу же поставила себя выше других: через каждое слово у нее вылетало: «А вот у нас в городе», в ее взгляде сквозило легкое презрение. И настолько Любе было за сестру совестно, что она посреди свадьбы отозвала ее в сени и напрямик высказала:
– Мань, ты чего куксишься? В городе живешь? Так и славно. Вон, видишь, Катька Сидорчук тоже в город переехала, за городского замуж вышла, а морду не воротит. Дядя Василий и вовсе из города к нам переместился, да чего говорить, я ведь тоже училище в городе закончила, да только не плюю на всех. Ну прямо неудобно за тебя.
– Люба, я тебя не понимаю, – дернулась Маша. – Что я такого сделала? Я себя нормально веду, а если у вас гости ложками едят, будто на поминках, а вилки не признают, если у вас, кроме самогонки, и в рот ничего не берут да матерятся через каждое слово, так с этим, извини, я мириться не собираюсь!
Любу обидели такие слова. Надо же! Вилки ей подавай! Матов она слышать не может!
– Ты чего из себя цацу корчишь? Забыла, как сама ту же самогонку пила? Или, может, я не слышала, как ты матюгаешься? Ну живут эти люди так, их не переделаешь, зато они добрые, матери помогают. Когда отец умер, кто, думаешь, здесь хвостался? А вот те самые тетки, которые пьют да матерятся, а ты даже не приехала. Между прочим, пьют они только на праздниках, а матерятся… Ты вот сама бы попробовала так жить, воду из колонки таскать, дрова пилить, за поросенком ходить, так, может, еще и не так бы материлась!
Разговор никакого толку не принес. Мария еще больше стала фыркать, а в конце свадьбы и вовсе наговорила всем гадостей и умчалась назад в город. Потом сестра долго не появлялась, приехала только, когда Любиному сыну Димке было два с половиной года.
Лето стояло жаркое, сухое. Дождей почти не было, засуха – для огорода тяжелая пора, зато для отдыха – милое дело. Маша отдыхала от души, а потом, когда уже собралась домой к себе, в город, возвращаться, глянула на Любу, как та с ведрами таскается, и предложила:
– Давай Димку на выходные заберу, в парк с ним сходим, на качелях покачается, в зоосад зайдем. Пусть хоть город посмотрит, нечего дикарем расти.
Любе слова про дикаря не понравились, но мальчонку она отпустила. А чего, в самом деле, пусть Мария заберет на два-то дня. Она, Люба, хоть по дому управится.
Маша Димку увезла, а в понедельник мальчика вернула. Все было хорошо, у мальчонки столько впечатлений осталось! Да и сама Мария вроде была довольна, и после того раза она стала забирать племянника чаще. Наденет, бывало, на Димку шмотки покрасивее и утартает с ним на два, а то и на три дня. А потом и вовсе стала привозить мальчишку назад в ярких костюмчиках, с красивыми дорогими игрушками, с целыми пакетами печенья, конфет, яблок.
Как-то после одного такого выходного Павел, муж Любы, спросил сына:
– Ну, рассказывай, сынок, куда ездил, где был. В зоосаде был? Тебе там мартышек тетя Маша показывала? Расскажи папе.
И вдруг услышал:
– Ты мне не папа! У меня дгугой папа, он меня на кагуселях катав, могоженое мне попупав, а в съедующий газ он мне ивосипед пупит, – прокартавил малыш.
Ясное дело, такой оборот событий превратил Павла в бешеного мавра.
– Что еще там за папаши? – кричал он на жену. – Вы с сестрицей сговорились! Это что же получается, я не своего сына, что ли, кормлю? Я-а-асно! А где настоящий папаша? На соседнем сеновале ждет?
– Паш, ну чего ерунду-то городить? Ну где ты у нас в районе сеновал видел? – удивлялась Люба. – Гляди-ка, невидаль – из мальчонки детская дурь прет. Сейчас в угол поставим, конфет не дадим, а назавтра, как миленький, вспомнит, кто его настоящий отец. А с Машкой я его больше не буду отпускать.
– Не-е-ет уж, я теперь сам посмотрю, что там за папаша у нашего Димки отыскался. А ты не вздумай соваться! – пригрозил Павел жене и стал ждать приезда Маши.
Та приехала, как водится, к выходным.
– Ну что, Димыч, поедем со мной завтра в город? Ой, Люб, ты не представляешь, сейчас у нас в парке такие карусели поставили, ну знаешь, вроде американских горок – едешь, дух захватывает. Конечно, Димку еще рано на них, но посмотреть сходим. Там взрослые, солидные люди визжат, будто поросята на свиноферме. Пойдем с Димкой, посмеемся.
Люба хотела было запретить, но Павел, слащаво улыбаясь, ласково закивал:
– Конечно, конечно, съездите, Машенька. Отчего не съездить?
– Так собирайте Димку, чего время-то тянуть. Автобус через час отходит. Да, Люб, ты на него не надевай куртку эту, она страшная. Лучше ту, что я ему покупала.
Люба не могла объяснить сестре, что ту курточку, которую она купила, Паша в клочья разодрал от ревности. Сказала, чтобы не обидеть:
– Зато эта теплее, та уж больно легкая, по всей спине ветер свищет.
Маша не стала спорить, только бросила быстрый взгляд на часы. В последнее время она с сестрой и совсем мало общалась – приезжала только, чтобы Димку забрать. Вот и в этот раз, побросав наскоро детские вещички в сумку, она помахала ручкой и повела мальчика на автобус. Когда за ними закрылась дверь, Павел быстро выскочил следом.
