И Судоплатов решил сам нанести визит румынскому префекту Голты.
* * *
Рано утром, когда алый шар солнца еще цеплялся за горизонт, Судоплатов повел бойцов в поход. Железнодорожный узел почти догорел, только дым все еще уходил к небу косыми столбами, серыми и черными, размываясь у облаков.
На улице стали появляться первомайцы. Их было мало, они боязливо выглядывали, не понимая сути происходящего.
Если это пришли освободители, то почему они в немецкой форме? Если это немцы, то откуда на танках красные звезды?
Павел не стал устраивать митингов, только помахал местным, высунувшись из люка. Да и что им было сказать?
Пошумели они, конечно, изрядно. Навели шороху, так сказать.
А концлагери в округе, где томятся тысячи людей? Их-то никто не освободил. Конечно, можно было бы подъехать на танках, снести колючую проволоку, перебить вертухаев… А дальше что?
Куда тем узникам деваться? Расходиться по домам? Так ведь румыны не дадут спокойно пожить – похватают опять. Выходит, надо сперва разбить всех этих оккупантов, а это случится не сегодня и не завтра.
К дому, где обитал префект, подполковник Изопеску, подъехали через полчаса. Как действовать, обговорили еще в дороге, так что по прибытии на место танки сделали по паре выстрелов, расчищая пространство, пулеметчики добавили, и командирский «Ганомаг» подъехал к самому крыльцу.
Партизаны в форме солдат вермахта попрыгали из «Опелей» и заняли круговую оборону. Румыны вздумали повозмущаться, тогда «союзники» сделали им укорот – перестреляли дерзких.
Молодчики Трошкина – в серо-зеленой форме с закатанными рукавами, обнажавшими загорелые, мускулистые конечности, в касках и со «шмайссерами» на груди – ворвались в префектуру и вывели во двор Изопеску.
– Что же вы творите? – плачущим голосом вопросил префект. – Великая Румыния делает все для упрочения союза с Великой Германией, а вы позволяете себе преступать все договоренности, господин оберштурмбаннфюрер!
– Штандартенфюрер, с вашего позволения, – церемонно ответил Судоплатов. – Повесить его.
– Позвольте нам! – по-русски взмолились партизаны Владимира Вайсмана.
– Валяйте, – великодушно разрешил Павел.
А те и рады стараться – схватили Изопеску, подняли, понесли…
И вот уже префект качается, марая галифе и подергивая ногами в блестящих сапогах.
– Все, ребята, – сказал Судоплатов. – Уходим в леса. Тут, оказывается, и леса есть. Миха, как они называются?
– Севранские, – важно сказал Кравец.
– Вот туда и двигаем, если топлива хватит.
– Хватит, товарищ командир, – заверил Кричевцов.
– Оттуда продолжим наши вылазки, – продолжил Павел. – Надо продержаться недельку, да хотя бы дней пять.
– Продержимся, товарищ командир!
– Тогда выдвигаемся.
* * *
Севранские леса не поражали необъятностью, как в России, но удивляли своей необычностью. Укорениться деревьям в сухой степи помогли речушки, петлявшие по лесу.
Южные дебри казались сказочными, какими бывают лишь заколдованные чащи – среди обычных сосен и берез, могучих осокорей и мелких грабов выделялись огромные дубы в четыре-пять обхватов и возрастом уж никак не меньше двухсот-трехсот лет.
По лесу можно было бы гулять, но буйный подлесок и мощные вьющиеся лозы, будто лианами оплетавшие стволы, делали чащобу непроходимой. Красот добавляли скалы, выпиравшие вдоль речек и затонов. Хорошо здесь было. И как-то спокойно: лес для партизана – первейшее укрытие.
На окраине Первомайска, в районе 3-й мельницы, партизаны схлестнулись с большим отрядом немцев. В итоге два танка было потеряно, а остальные пришлось бросить – бензин кончился. «Четверки» тщательно заминировали – они стали неприятным сюрпризом для немецких ремонтников, буксировавших и чинивших битую технику.
Зато удалось разжиться тремя грузовиками.
Партизанский лагерь разбили в лесу у скал, рядом с чистой водой, в окружении столетних дубов. Почти двести человек оставалось под командованием Судоплатова.
Все дни, оставшиеся до июля, они были заняты тем, что портили жизнь оккупантам – стреляли, взрывали, сжигали. И ничего немецкие власти не могли с этим поделать. Ни в Ровно, ни в самом Берлине понятия не имели, где же им взять силы для борьбы с партизанами, когда половина рейхскомиссариата Украина в огне? Практически в каждом крупном городе и в райцентрах активно действовало подполье. Правда, бомбардировки и артобстрелы со стороны партизан сходили на нет – кончались боеприпасы и топливо, выходила из строя матчасть, – но вот живой силы только прибывало.
Дивизия Ковпака носилась по всему Прикарпатью, навещая Львов и прочие «места боевой славы», белорусские партизаны отправляли целые караваны с оружием в помощь товарищам на Украине, несколько танков из состава 2-й Украинской партизанской дивизии вломились на аэродром под Киевом, перестреляв и передавив десятки самолетов, в том числе четырехмоторный «Кондор», на котором прилетела какая-то шишка.
В ночь на 1 июля Судоплатов приказал выдвигаться к полевому аэродрому в Чаусово, что под Первомайском. Доехали на последних литрах бензина. Один из «Опелей» заглох, пришлось «Ганомагу» брать его на буксир.
Щедро заминировав машины, партизаны оставили их дожидаться прежних хозяев.
Поздно вечером началась «обратная амбаркация». Партизаны разожгли три больших костра, выложив их треугольником, и стали прислушиваться к тревожной тишине.
Румыны, увязавшиеся было за отрядом на правом берегу Южного Буга, получили отлуп и не показывались.
Павел усидеть не мог – ходил и ходил. Оставаться в Первомайске было опасно – уже не хватало оружия, подходили к концу патроны, люди были измотаны, многие – ранены.
На штабе было решено, что все свое оружие, остаток патронов и гранат они передадут группам Кравца и Вайсмана, а сами…
– Летят! – перебил мысли крик «слухача». – Летят!
Украинская ночь была тепла и тиха, так что мерный гул самолетных моторов различался отчетливо.
– Побольше соломы в костер! Живо!
Костры вспыхнули еще ярче, и вот, казалось, над самыми головами пронеслась огромная тень ТБ-3, обдавая рукотворным ветром, запахом бензина и горячего металла.
А вот и еще один гигант, приминая траву колесами в рост человека, прокатился по полю. Третий, четвертый…
– Трошкин! Кричевцов! Медведев! По самолетам!
Пожав руки «провожающим» – бойцам из «Партизанской искры», Судоплатов сказал, широко ухмыльнувшись:
– Скоро встретимся!
На борт «туберкулеза» он попал последним. Усевшись на тощий «сидор», Павел прислонился к борту. Нет, не расслабился. Рано.
