А затем выпитый шнапс настойчиво потребовал выхода. Или всему виной проклятый русский холод? С тревогой припомнив, что говорил отрядный доктор относительно переохлаждения области поясницы и почек, Гросс отошел в угол сарая и завозился с гульфиком. Ухмыльнулся внезапно пришедшей в голову мысли: интересно, при таком морозе его сцаки быстро замерзнут? Вонять не станут? Упругая, парящая на морозе струя ударила в старые доски. Oh, sehr gut…
Неожиданное движение возле входа Гросс, едва успевший закончить свои дела, уловил боковым зрением, мгновенно крутанувшись вокруг оси. Рука заученно метнулась к поясу, пальцы обхватили ребристую рукоять десантного ножа…
…Паршин вынужден был признать, что тренировали гитлеровских парашютистов отлично. По крайней мере, ничуть не хуже, чем их. Взаимное короткое замешательство не продлилось и десятой доли секунды. Резко обернувшись в сторону опасности, немец рванул из ножен клинок. Два человека в практически одинаковых белых маскхалатах замерли в паре метров друг от друга. Гитлеровец злорадно осклабился и сделал пробный выпад. И это было его ошибкой. Следовало закричать, поднимая тревогу, однако подстегнутый выпитым алкоголем мозг требовал схватки с этим неведомо откуда появившимся русским. В том, что ее исход будет в его пользу, Гросс нисколько не сомневался. Принятый на голодный желудок спирт сделал свое дело, придав гаупт-ефрейтору решительности и уверенности в собственных силах…
Константин с легкостью ушел в сторону, даже не попытавшись контратаковать. Рано. На тренировках Корень особо давил на то, что сначала нужно прощупать противника, понять, какой он методикой пользуется, как именно владеет клинком. И только затем, сложив представление о стиле боя, что-либо предпринимать. Немец ударил снова, более нагло. Тоже прощупывает, сука! Пришлось парировать выпад – лезвия ножей на миг сошлись, коротко звякнув друг о друга. Руку прилично дернуло: противник вложил в удар немало силы.
«А ведь ребята ждут, – мелькнуло в мозгу. – Сашка приказал в две минуты уложиться. Может, фриц специально затягивает? Ну, так сейчас и проверим…»
Сделав ложный выпад – парашютист купился, впустую отмахнув тускло блеснувшим клинком, – Константин присел и ударил в нижнем партере, мазнув отточенным до бритвенной остроты лезвием по бедру противника. Нож рассек и маскхалат, и брючину прыжкового комбинезона, и фриц гортанно вскрикнул, оступаясь. Есть, достал! Теперь добивать, пока не очухался, главное, не насмерть.
Подцепив мыском сапога голеностоп противника, обутого в ботинки с высоким берцем, туго стянутым боковой шнуровкой, Паршин дернул его на себя, с трудом удержав равновесие. Сдавленно охнув, диверсант рухнул на спину. Мгновением спустя Костя навалился сверху, прижимая к полу сарая руку с ножом. Зафиксировав запястье, несколько раз ударил по земле, заставляя того разжать пальцы и выпустить оружие.
Фриц, рыча, попытался скинуть противника, выставив перед собой колено здоровой ноги. В лицо ощутимо пахнуло перегаром, и Константин мельком удивился: это он чего, пьяный, что ли?! Ничего себе у них нравы… Продолжая удерживать «рабочую» руку противника у пола, Паршин нанес короткий удар локтем правой в грудь. Подлый и опасный удар, способный сломать несколько ребер и даже – при должном умении и силе удара – вызвать остановку сердца. Немец охнул, окончательно теряя дыхание. Не выпуская ножа, Костя упер предплечье правой руки под подбородок, запрокидывая голову врага и сдавливая горло, готовое исторгнуть крик боли. Несколько секунд они еще возились на полу, раскидывая в стороны клочья гнилой соломы, затем фриц затих. Несильно добавив кулаком в лицо, Паршин приподнялся, перехватывая поверженного противника за отворот маскировочного халата. Рывком приподняв, подтянул к стене и упер в бревна спиной. Поднес окровавленное лезвие к глазам, прохрипев:
– Wieviel? Wieviel Jager in Gruppe? Sprich! Sprich, oder ich töte dich!
[7]
– Nein. Schwein!
– Sprich! – Лезвие рассекло лоб над самыми надбровными дугами, заливая кровью глаза. Костя помнил слова инструктора, что боль от этого должна быть просто жуткой. – Schnell!
Немец сдавленно зарычал, пытаясь повернуть голову набок и часто-часто моргая.
– Ну, сука?! – по-русски зашипел Паршин, надвигаясь на немца. – Глаза на хрен выколю!
– Elf! Aber sie siegen nicht!
[8]
– Надеюсь, не соврал, – буркнул младший лейтенант, без особого усилия вгоняя лезвие в левую сторону груди между ребрами. Тело врага выгнулось дугой, залитые кровью глаза широко раскрылись. Захрипев, он попытался что-то сказать, но в следующую секунду уже обмяк, сползая по стене. Подошвы десантных ботинок еще скребли по земле, но с каждым мгновением все слабее и слабее, пока и вовсе не замерли. Все, готов. Паршин выдернул нож. На ткани маскировочного халата осталось совсем небольшое алое пятнышко. Впрочем, крови и без того хватало – и из раны на бедре, и из разбитого последним ударом носа и рассеченного лба.
Константин уселся рядом, привалившись к потемневшим от времени бревнам. Руки мелко, предательски дрожали. И еще отчего-то немного подташнивало. С трудом справившись с желанием как следует проблеваться, младлей несколько раз воткнул клинок в неподатливую землю, очищая лезвие от зловещего темного налета. Странно, кровь вроде красная, а лезвие темное… Почему так? Непонятно. Загадка, понимаешь ли…
Тяжело перевалившись на колени, поднялся на ватные ноги. Ну, успокоился? Взял себя в руки? Вроде бы да… Прав оказался инструктор, когда говорил, что убить ножом – совсем другое дело, чем застрелить. А он, дурак, не верил. И остальные тоже не верили, посмеивались даже. Теперь-то понятно, отчего те из мужиков, кому уже приходилось делать подобное, все больше отмалчивались, глядя на товарищей с каким-то одним лишь им понятным выражением лица…
Подойдя к дверному проему, осторожно выглянул, сразу заметив лежащего в двух десятках метров командира. Показал ему сжатую ладонь, дважды разжав пальцы. Гулькин коротко кивнул, «мол, понял, осталось десять», и коротко махнул рукой в сторону избы. В последний раз взглянув на убитого, Костя судорожно сглотнул вязкую слюну и торопливо отвернулся. Подобрав трофейный нож и прихватив собственный автомат, так и стоящий под стеной сарая, по-пластунски двинулся в указанном направлении. Возможно, стоило забрать и пулемет, но в тот момент он об этом просто не подумал, хотя работать с вражеским оружием курсантов учили буквально с первых дней. Да и как такую бандуру с собой попрешь, в нем больше двенадцати килограммов? Это ж не «ППД», за спину так запросто не забросишь! Ладно, чего гадать – пока оставит здесь, а как возьмут диверсов – заберут, вещь ценная…
Глава 5
Загорский район Московской области. Ноябрь 1941 года
Незамеченным миновав открытое пространство, старшина Максимов затаился за вросшей в землю поленницей. Нарубленные, если Витька Карпышев не приврал, еще два десятка лет назад дрова давно прогнили и спрессовались, и оттого сейчас она напоминала причудливой формы угловатый сугроб. Старой телеги, под которой укрылся немецкий наблюдатель, отсюда видно не было, только самый конец оглобли. Впрочем, Сергей нисколько не сомневался, что фриц затаился именно там – со своей позиции он мог разглядеть то, чего не было видно в бинокль. Глубокую, до самой пожухлой травы борозду, оставленную сдвинутой в сторону оглоблей, и характерные следы на свежем, не успевшем еще слежаться снегу. В точности такие следы, которые оставляет ползущий человек. Было и несколько четких отпечатков ребристых подошв.
