Осторожно, буквально по сантиметру продвигаясь вперед, боец выглянул из-за укрытия. До немца отсюда метров пять, гранату не то что докинуть – подкатить можно. Вон туда, в аккурат между тележных колес, на четверть высоты погрузившихся в землю. При взрыве диверсанту однозначно кранты. А вот есть ли шанс подобраться ближе и нейтрализовать без шума? Пожалуй, нет. Нереально, в любом случае услышит, гад. Другое дело, если обползти поленницу с противоположной стороны – тогда до цели и вовсе от силы пару метров останется, один бросок. Заманчиво, очень заманчиво… но, увы, тоже неосуществимо, поскольку слишком велики шансы, что его заметят из здания через крайне неудачно расположенное окно. Значит, придется работать по плану командира.
Оглянувшись, подал Гулькину оговоренный сигнал, означавший, что бесшумно снять часового не удастся. Убедившись, что его заметили и поняли, занялся приготовлениями к будущему бою. Сведя вместе усики предохранительной чеки, Максимов уложил под руку оборонительную «Ф-1» и беззвучно снял с предохранителя автомат. Поколебавшись несколько секунд, передвинул флажок переводчика на одиночные – так, пожалуй, правильнее будет. Стрелял Серега неплохо, даже инструкторы хвалили, так что не промажет, а автоматический огонь только прицел станет сбивать. Прикинул расстояние до своей будущей позиции неподалеку от избы, заранее выбранной с таким расчетом, чтобы контролировать сразу и окно, и дверь. Метров тридцать, нормально, добежит за несколько секунд. Теперь оставалось только дожидаться сигнала. Интересно, как там Костя отработал? Взял своего фрица живьем, узнал, сколько немцев в доме?..
Атака, как это обычно и бывает, когда чего-то напряженно ждешь, все равно началась неожиданно. Со стороны здания глухо бухнул строенный взрыв, и Максимов, уже более не скрываясь, высунулся из-за своего укрытия, торопливо срывая с гранаты чеку. Метнул, успев заметить под телегой шевеление: услышавший взрывы парашютист перевернулся на бок, пытаясь разглядеть, что происходит у него за спиной. На миг Серега даже встретился с ним взглядом; глаза немца ошарашенно расширились, но граненое яйцо «эфки», коротко хлопнув сработавшим запалом, уже скрылось под телегой. БУМ – М-М!
Взрыв подбросил прогнивший остов, нелепо дернулась оглобля, полетели в стороны клочья выдранного дерна и снег, перевитый сизым дымом. Слабенькая ударная волна сыпанула на спину сбитым с поленницы снегом, несколько осколков с сухим треском врезались в замшелые трухлявые поленья. Проверять, уничтожен ли противник, пограничник не стал: граната разорвалась меньше чем в полуметре, после подобного не выживают. А вот за его оружием после боя стоит вернуться. Подхватил автомат и рванул на позицию, стремясь как можно быстрее преодолеть несколько десятков метров…
* * *
Добравшись до избы, обычной русской пятистенки, Гулькин перевел сбитое недолгим бегом дыхание. Прикинул, выражаясь казенным языком, диспозицию. Вроде нормально: не особенно широкие окна когда-то располагались довольно высоко, но с тех пор дом сильно просел, врастая в землю, и теперь через подоконник можно было перемахнуть без особых усилий. Быстро огляделся – Лупан и Карпышев также заняли свои позиции, Витя – у соседнего окна, Иван – возле неплотно прикрытой входной двери. Вытащив заранее приготовленную гранату, кивнул товарищам. Пора. Переведя большим пальцем упругую пластинку предохранителя влево до упора, сильно встряхнул гранату, будто сбивая ртутный медицинский градусник, и плавным движением перебросил через подоконник. Прикрыв ладонью обращенное к строению ухо, принялся отсчитывать секунды. Лишь бы не было осечки, на подготовку к бою и бросок второй гранаты времени уже просто нет.
Первые два разрыва прозвучали практически одновременно, дуплетом. Заброшенная в сени «РГД» рванула с крохотной задержкой, что лишь добавило внутри паники. Из окон и двери выметнулись клубы дыма, посыпался на голову какой-то мусор и щепки, жалобно тренькнуло чудом уцелевшее пыльное стекло. Вперед! Сашка выхватил из кобуры «ТТ» и, оттолкнувшись ногами, прыгнул в оконный проем, краем сознания отметив хрустнувшую под локтем гнилую раму и просевший под коленом подоконник. Нож пока так и остался на поясе: в подобной ситуации, пожалуй, предпочтительнее пистолет или рукопашка. Не справится конечностями, можно и руку-ногу прострелить. А ножом пока дотянешься…
Мгновением спустя он был уже в комнате, затянутой воняющим тухлятиной мутным дымом и пылью, подброшенной с пола взрывом. Слева, кувыркнувшись через голову с упором на выставленные перед собой руки, финиширует Карпышев, тут же занимая боевую стойку. В сенях что-то с грохотом падает, сдавленно ругается по-молдавски Лупан, и раздаются два выстрела подряд. Еще миг – и товарищ показывается в дверях с пистолетом в левой руке и ножом – в правой, рабочей. Лицо снайпера искажено гримасой ярости, ствол «ТТ» едва заметно дымится. Нескольких мгновений, показавшихся бойцам бесконечно долгими, тянущимися, словно мед с перевернутой ложки, хватило, чтобы оценить обстановку. А затем времени просто не стало. Время исчезло, превратившись в набор стремительно сменяющих друг друга кадров цветного кинофильма. Вроде бы разрозненных, но в то же время намертво связанных между собой единой линией сюжета. Очень реального кинофильма, наполненного не только цветом и звуками, но и запахами. И основных запахов было всего три: тухло пахло сгоревшим тротилом, кисло – порохом и железисто – свежей кровью…
На полу под самым окном, буквально в метре от измочаленных взрывом досок, курящихся дымом, валяется ничком фриц. Под неестественно вывернутой набок головой неторопливо расплывается глянцевое темно-вишневое пятно. Этому уже все равно, отвоевался. И неважно, была ли на гранате осколочная рубашка, или нет. Близкий разрыв. В паре метров – еще один парашютист, этот пока жив. Пытается приподняться, упираясь руками в усеянный мусором и какими-то мелкими обломками и обрывками пол, ошалело трясет головой. Перепрыгнув через труп, Гулькин несильно бьет его рукояткой «ТТ» по затылку. Звук удара не слышим, но ощутим через сталь пистолета. Один потенциальный пленный есть. Боковым зрением Александр успевает заметить, как Витька наносит удар ногой в грудь бросившемуся на него парашютисту. Немца отбрасывает в сторону, он пытается подняться, но Карпышев уже рядом. Заломив руку, добавляет коленом, мощным толчком отправляя противника в угол комнаты, головой в перевернутую лавку. Хороший бросок: если шею не свернул, скорее всего, выживет. Будем считать, второй пленный тоже имеется.
Итого, с учетом выстрела Лупана в сенях, минус четыре. Двое холодных против двух теплых. Пока нормально. Еще пятеро осталось, ежели тот фриц, которого Костик в сарае приголубил, не соврал. Хотя не факт: работающее в каком-то новом, прежде незнакомом режиме сознание четко фиксирует в комнате только четверых парашютистов. Один полусидит у дальней стены. Маскхалат снят, а верх комбинезона расстегнут до пояса; поперек волосатой груди белеет полоса свежего бинта. Перевязывался, стало быть. Ребро, что ли, при приземлении сломал? Этот, скорее всего, не опасен…
Но разум неожиданно орет, что он ошибся, что все в точности до наоборот, и рука словно бы против воли вскидывает оружие. Немец успевает первым, «МП-38/40» бьет короткой очередью, и плечо обжигает злой болью. «ТТ» в руке дважды вздрагивает, привычно толкаясь затыльником рукояти в ладонь. БАХ, БАХ! Голова фрица дергается, темные от старости бревна окропляет алыми брызгами. Выпавший из рук автомат глухо лязгает, плашмя падая на пол. Все, этот холодный…
