Отсмеявшись, осназовцы продолжили путь.
* * *
Втянувшись в монотонный ритм движения – а иначе как монотонным он в зимнем лесу и быть не мог, тут особо не побегаешь, знай себе шуруй лыжами, выдерживая дистанцию до спины впереди идущего бойца, да головой по сторонам верти, чтобы чего важного не пропустить, – Гулькин от нечего делать припомнил события нескольких крайних дней. Мозг, как говаривал один из инструкторов, такая хитрая штука, что ни минуты простаивать не должен. Вот он и прокручивал в уме все произошедшее после их прибытия в штаб 31-й армии, привычно раскладывая «по мысленным полочкам» малейшие детали…
В штабе они надолго не задержались. Выяснив, где расположились контрразведчики, отправились «представляться». Сдав пленных командиру отдельной стрелковой роты
[16] и отпустив машину, Гулькин, наскоро приведя в порядок форму, вместе с товарищами двинулся в особотдел. Однако начальника, капитана госбезопасности Горюнова, на месте не оказалось – отбыл куда-то на передовую. Пришлось докладывать замотанному заместителю, который, вскрыв опечатанный конверт с личными делами и бегло проглядев документы, пожал всем четверым руки и отправил вставать на довольствие и обживаться. Видя, что человек просто чрезвычайно устал и ему сейчас определенно не до них, Александр не стал выяснять никаких подробностей, решив разобраться с бытовыми вопросами самостоятельно. Чем они и занимались почти до самого отбоя. Выспаться, впрочем, не удалось: едва улеглись, предвкушая долгожданный отдых, вернувшийся Горюнов вызвал Сашку к себе.
Дотопав до знакомой избы, одной из немногих уцелевших в деревне, Гулькин предъявил караульному документы и вошел в жарко натопленное помещение. Этот поселок, в отличие от того, что они проезжали днем, во время боевых действий пострадал куда меньше. Из-за того, что здесь располагался штаб одной из немецких дивизий – об этом Гулькину рассказали местные бойцы, – деревню штурмовали аккуратно, надеясь захватить ценных пленных и секретные документы. Немцы успели уйти, зато сохранилось несколько домов, ныне занятых штабными подразделениями, разведкой и контрразведкой, связью, медиками и так далее. Массивная русская печь весело постреливала дровами, солидный запас которых был свален возле подпечка (Сашка машинально отметил, что дровами служили порубленные на доски снарядные ящики с немецкой маркировкой), а наглухо задрапированные брезентом и стегаными деревенскими одеялами выбитые окна удерживали тепло внутри. Богато местные особисты живут, однако!
Сидящий за столом начальник особого отдела, одетый в гимнастерку со знаками различия старшего батальонного комиссара
[17], отложив какие-то документы, выслушал доклад. Папку при этом он закрыл, привычным движением перевернув вниз обложкой. После чего кивнул на ближайший табурет, по-деревенски массивный, с овальной прорезью для руки по центру сиденья:
– Присаживайся, сержант. Рад знакомству, давно вас ждали, – говорил он отрывисто, короткими рублеными фразами, как и полагается говорить смертельно уставшему человеку. – Устроились? Добро. Чаю хочешь?
– Благодарю, товарищ капитан государственной безопасности, ужинал.
– Так я еды и не предлагаю, – хмыкнул тот, закуривая. Затушив спичку в сделанной из консервной банки пепельнице, он сделал первую затяжку и продолжил: – Зря, чай у меня хороший, грузинский. Не то что фрицевские опилки. Сахарок тоже имеется. И не чинись, не на плацу. Нам еще работать и работать. А работы тут… много, одним словом, работы. Дмитрий Иванович я. А тебя как кличут?
Гулькин, подавив удивление, представился.
– Значит, так, Александр Викторович. Вот что я тебе скажу: ждать-то мы вас ждали, да не совсем вас.
– Простите? – от услышанного Сашка едва глазами не захлопал.
Горюнов невесело усмехнулся, стряхнув пепел в банку.
– Следователи мне нужны, во как нужны, – он коротко чиркнул ладонью по горлу. – В районе хрен пойми что творится, всякого элемента по лесам шарится – хоть бреднем собирай. А мне вас прислали. Вы ж ОСНАЗ, режь – стреляй – пленных хватай, а мне следаки требуются, желательно с опытом работы.
Не ожидавший подобного поворота, Гулькин предпочел промолчать. На всякий случай. А то еще сболтнет чего по глупости, объясняй потом, что не верблюд.
– Ладно, не обижайся да не сиди, словно шпагу проглотил. Вы у меня всему научитесь, и диверсантов брать, и следствие вести. А что не куришь – не куришь ведь? – Сашка торопливо кивнул, – это хорошо, это правильно. Дурная привычка, сам все никак не брошу.
Замолчав, капитан придвинул к себе жестяную кружку с чаем и сделал шумный глоток.
– Товарищ капитан… виноват, Дмитрий Иванович, так нас ведь тоже следственно-оперативной работе обучали! Ну, в рамках программы, конечно. Зато мы полный курс прошли!
– Теоретически? – саркастически хмыкнул собеседник, на что Александр осторожно кивнул. Ну, не врать же? Какой из него на самом деле следователь? Пленного допросить – это всегда пожалуйста, это они умеют, но ведь капитан вовсе про другое говорит… – Добро, Александр, считай, познакомились. До утра отдыхайте, а затем за работу. Не удивляйся, что вот так, с места в карьер, но есть у меня для вас задание. Не терпящее, как говорится, отлагательств. Самолетик тут интересный в лес грохнулся, примерно с неделю назад. Имеются данные, что на нем немцы могли штабные документы при отступлении эвакуировать, вот ты и проверишь, правда это – или брешут.
Горячий сладкий чай, похоже, несколько снял усталость, и произносимые Горюновым фразы заметно удлинились, стали более плавными.
– Я ваши личные дела просмотрел и пленных посетил. Кстати, третий летчик пару часов назад помер-таки. Ума не приложу, как вы его вообще живым довезти ухитрились? Впрочем, не суть важно. Короче говоря, вполне по твоей части заданьице: тут тебе и лес, и самолет, вы ж что по первому, что по второму спецы, – начальник особотдела усмехнулся.
И, мгновенно став серьезным, докончил:
– А вот затем в одну деревеньку заскочите. Нужно кое-что проверить… уже непосредственно по вашей части. Думаю, справитесь, заодно и какого-никакого опыта поднаберетесь. Поскольку учить вас некогда, придется самим практику нарабатывать. Все подробности – завтра. Вопросы, пожелания?
