– А петлиц тогда почему нету? Може, срезали? А к чему резать, ежели к своим идешь? – вопросом на вопрос ответил тот. – И документов при них не имелось, сказали – командиру сдали, а того в бою убило. И ушанки не по размеру. Иль тоже скажешь, командир, что голова схудла?
– Голова – это да, – задумчиво хмыкнул Гулькин. – Хорошо, допустим. Чего еще заметил?
– Все, пожалуй… – поразмыслив несколько секунд, ответил Добруш. – Они ж с избы почти что и не выходят, только до поленницы, в нужник да к колодцу. Когда дрова кололи, верхнюю одежу скинули, вот тогда я на форму внимание-то и обратил. И ремни разные, у кого солдатский, а у кого офицерский.
– Ты и ремни с пряжками углядел? Однако… Экий ты глазастый, Степан Фомич. А про тех, кто в гражданском, что интересного скажешь?
– На зрение покудова не жалуюсь, благодарствую. А вот про этих ничего не скажу, что под тулупами – не видал, врать не стану. Заметил только, что один с них раненный шибко, хромает сильно и левой рукой почти не двигает. Слабый совсем, без помощи товарищей передвигаться, почитай, и не может. Потому при нем и оружия нету. Они его и до деревни-то, считай, волоком дотащили. А в избу и вовсе на руках внесли. Може, и помер уже, кто ж про то знает?
– Понятно, – кивнул Сашка, продолжая размышлять над рассказом старика. – Ладно, Степан Фомич, в целом ситуация мне ясна. Кроме одного, пожалуй: а в сарай-то ты ночью зачем поперся?
Старик угрюмо засопел:
– А затем… Ивановна моя – баба дюже строгая. Почитай, тридцать годочков вместе прожили, а все ее того… ну, опасаюсь. Ни в какую не разрешала, чтобы я все это железо в избе хранил. Мол, как наши вернутся да по хатам с проверкой пойдут – так и все, сарестуют в момент. А в сарае вроде как ничейное, поди докажи, чье. Ну, а как она вашим про этих гадов ряженых сигнал передала, я, значится, и решил хоть одну винтовку прихватить. Думал, случись чего, подмогну, благо боеприпаса полно. А то в «нагане», сами видали, всего три патрона и осталось. Лучше бы, конечно, автомат взял, только поломанный он, да и не умею я с им обращаться…
– Ну, вот что, ты тут посиди пока тихонько, а я с товарищами посоветуюсь. Добро?
– Можно, конечно, и посидеть, – покладисто согласился тот. – Только я бы, товарищ командир, лучше оружию взял да в дом тихохонько вернулся. Ежели надолго задержусь, старуха волноваться станет.
– Надолго не задержишься, – отрезал Гулькин. – Сиди, сказал. Подождет твоя Матрена Ивановна пару минут. И про винтовку думать забудь, без тебя справимся.
– Слушаюсь, – грустно вздохнул тот. – Только выключили б вы этот ваш синий фонарь, больно для глаз неприятно. Мертвецкий какой-то свет, ей-ей…
* * *
Уединившись с бойцами в дальнем углу сарая, Александр вопросительно взглянул на Максимова с Паршиным:
– Слышали то же, что и я. Потому вопрос: у кого какие мысли? Только не орите, незачем нашему деду все подробности знать. Тихонечко.
– А чего говорить? – усмехнулся Костя. – Что не врет – то факт, такое не выдумаешь, да и зачем? Вот только…
– Что? – мгновенно насторожился Гулькин.
– Да была в моем поселке одна бабка, жуть как хотела вражеского шпиёна-диверсанта изловить. Даже тетрадку специальную завела, куда все свои наблюдения чуть ли не по часам записывала. Ну и того, «сигнализировала» когда нужно и когда не нужно. В итоге закончилось все тем, что ее саму куда следует отвезли для профилактической, так сказать, беседы. А уж там популярно пояснили, что пролетарская бдительность – это правильно и нужно, но сотрудников органов от важных дел отвлекать – плохо и наказуемо. Прониклась, понятно, присмирела.
– Это ты к чему, Кость?
– Да как бы и наш дед таким не оказался, вот к чему! Странноватый он какой-то, как по мне. Форма ему не понравилась, вишь ты! А про народное ополчение он слыхал? Про истребительные и коммунистические
[19] батальоны под Москвой? Куча наспех обученных людей, которых и обмундировать-то порой толком не успевали – что нашли на складах, то и выдали. Второго, а то и третьего срока носки – какие там петлицы и знаки различия? Где уж им научиться форму-то правильно носить, если практически все – белобилетники или бронь имеющие, в армии ни дня не служившие? Да и в гражданке там много людей могло быть, если вовсе не большинство.
– Тише, не шуми, понял я тебя. Сам о подобном думал. Поскольку не срастается что-то в дедовом рассказе – и все тут. Уж больно странно эти «гости» себя ведут, долго на одном месте сидят. Непонятно… Если они враги, неважно кто, хоть дезертиры, хоть полицаи или пленные, что фрицам добровольно служить согласились, неужели не знают, что немцев из района погнали? Глупости, местные-то в курсе. А если свои? Опять же непонятно, почему не пытаются поскорее до властей добраться – должны же понимать, что подобная задержка в конечном итоге не в их пользу окажется. Собственно, именно это меня больше всего и смущает. Нетипичное какое-то поведение, что для первых, что для вторых… Потому предлагаю поступить так – старика отпускаем до хаты, а сами часика через два аккуратненько проверяем «гостей». Тем более товарищ «Старший» разрешил действовать по обстоятельствам. Согласны? Вот и хорошо, а подробности позже обсудим.
Первым делом Гулькин спровадил Степана Фомича, категорически запретив ему до утра из хаты даже нос казать. Старик спорить не стал, хоть и угрюмо насупился, когда Санька ему не только винтовку взять не разрешил, но еще и «наган» отказался вернуть. Пришлось напомнить, что Добруш пока тоже под подозрением по факту хранения оружия, и ситуацию лучше не усугублять, поскольку они при исполнении, а значит, возможны разные «варианты». Мол, за ценную информацию и за то, что сигнал, куда следует, вовремя подал, – однозначно благодарность, но и с арсеналом твоим еще будем разбираться. Короче говоря, и похвалил, и припугнул в одной фразе. А уж дальше пусть сам думает, коль голову на плечах имеет…
Убедившись, что наблюдательный старикан вернулся в избу, свет в оконцах которой почти сразу погас, Александр отослал наверх Паршина, сменив порядком продрогшего Виктора, которому коротко пересказал рассказ Степана Фомича. Карпышев с его подозрениями полностью согласился:
– Все ты верно, командир, истолковал. Потому брать их нужно тихонечко, вдруг и на самом деле наши окажутся. Все идем?
– Понятное дело, все. Макс с автоматом пускай со стороны леса посидит, на всякий случай. Серега, слышишь? Если что – бить по ногам, не насмерть. Разберешься, короче, не маленький. Вы с Костяном окна держите, они хоть и заколочены, но мало ли? Ну а я, соответственно, в дверь зайду, как порядочный человек. Даже постучу сперва, представлюсь. Как думаешь, нормально?
