– А я, на минутку, генерал-лейтенант ФСБ, – спокойно ответила Лика и, достав из кармана удостоверение, раскрытым показала ему.
– Ах, в вашей конторе и такие фантики умеют рисовать? – как можно язвительнее спросил Лев.
Лика грустно посмотрела на него, покачала головой, поднялась и направилась в сторону прихожей. А уже стоя в дверях, не выдержала, повернулась и все-таки сказала:
– Лев Иванович, это очень печально, но вам нужно лечить уже не нервы, а психику. И будем считать, что мы в расчете.
– Ну конечно! Последнее слово всегда нужно оставить за собой! – тем же тоном произнес Гуров. – Баба, она и…
Договорить «есть баба» он не успел, как не успел заметить и удар. Просто в голове вдруг что-то взорвалось, он ощутил восхитительное чувство полета, закончившееся очень жестким приземлением на пол. И откуда-то сверху, как сквозь вату, до него донесся голос Степана:
– Лика не баба! Она – моя жена и мать моих детей! А если ты, сволочь, еще раз что-то подобное вякнешь, я тебя просто убью!
А потом откуда-то очень-очень издалека послышался хлопок закрываемой двери.
Лика, ждавшая мужа возле лифта, сказала, когда он подошел:
– Чтобы я имени Гурова в нашем доме больше не слышала!
– Конечно, родная! Ты его не услышишь!
А в квартире Гуров, кряхтя, сел, собрал в кучку разбежавшиеся глаза, потушил рассыпавшиеся из них искры, проверил челюсть, подвигав ее из стороны в сторону – вроде нормально, потом языком проверил целостность зубов – тоже вроде все на месте. С трудом поднявшись, он, прихрамывая, отправился в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Да-а‑а! Синячина на челюсти слева будет впечатляющий – кулак у Степана весьма внушительный, и бить он умел. Лев переместился в кухню, достал из морозильника упаковку пельменей и приложил к месту удара. И ведь знал же, что это не поможет, но традиция, однако.
Обиды на Степана у него не было, понимал, что заслужил. Эх, ему бы в свое время так же за Марию вступиться хоть раз, глядишь, и по-другому у них жизнь сложилась бы. Льву было плохо, так плохо, что выть хотелось! Его обвели вокруг пальца, а он повелся как ребенок на конфетку! И влип! Влип так, что теперь неизвестно, как выкручиваться. А может, бросить все? Уехать к отцу, возиться в земле, выращивая помидоры с огурцами, по вечерам пить чай с вареньем в беседке? Только сколько он такую жизнь выдержит? Месяц? Год? Два? А потом сопьется от невостребованности, потому что иное у него в жизни предназначение. Он – сыщик! И сыщик Гуров пошел спать, потому что завтра его ждал очень трудный день, может быть, его последний день в полиции, но он все равно будет выглядеть, как всегда, подтянутым, аккуратным и спокойным. А что синяк? Кто сказал, что мужчину украшают только шрамы?
Вторник следующей недели
Гуров шел по коридору к своему кабинету и вдруг поймал себя на том, что прощается с ним. И с ним, и с самим зданием, в котором проработал не один десяток лет, и будет прощаться со своим кабинетом, с видом из окна, к которому привык. Да, со всем, что связывало его с бывшей, теперь уже наверняка бывшей службой. И бодрости духа эти мысли, вкупе с впечатляющих размеров синяком на лице, никак не способствовали.
В шкафу уже висела куртка Крячко, но самого его не было, значит, у Орлова. К удивлению Льва, секретарши в приемной не было, а вот дверь в кабинет была открыта, и оттуда слышались голоса. Заглянув, он понял, что все в комнате для отдыха. Влетев туда и чуть не сбив с ног Крячко, Лев хотел спросить, что случилось, но при виде полулежавшего на диване Петра вопрос отпал сам собой – у того явно подскочило давление. Заметив Льва, Орлов укоризненно произнес:
– Ты бы хоть предупреждал, что ли. А то как обухом по голове. Иди к Щербакову, твоя очередь.
Поняв, что час расплаты настал, Лев, понурившись, вышел в кабинет, а Стас за ним.
– Лева! Что происходит?
– Долгая история, – вздохнул Гуров. – Ну, я пошел за своей порцией «добра», как вчера выразилась Лика.
– Погоди, я с тобой. – Стас заглянул в комнату отдыха, где секретарша хлопотала возле Орлова, и спросил у него: – Петр, ты как?
Вместо ответа тот просто махнул рукой – иди, мол.
– Ну зачем? Тебя же все равно в кабинет не пустят, – бросил по дороге Лев.
– В приемной подожду, – твердо заявил Крячко и спросил, показав взглядом на синяк: – Откуда прилетело? – но ответа так и не дождался.
Едва секретарша начальника Главка увидела Гурова, как тут же кивнула на дверь кабинета шефа – милости просим, заждались уже. Он вошел и, зная привычки начальства, доложил как положено:
– Товарищ генерал-полковник! Полковник Гуров по вашему приказу прибыл.
Щербаков, с которым Лев когда-то в молодости сталкивался по работе, был мужиком из настоящих. Приняв Главк, жестко закрутил гайки, скинул балласт в виде никчемных офицеров, набрал дельную молодежь, и все это не могло не вызывать уважение, но характером был крут. Очень крут. Сейчас он стоял в форме, то есть недавно «с ковра», и, засунув руки в карманы брюк, смотрел в окно, раскачиваясь с носка на пятку. Услышав голос Льва, повернулся, и Гуров, увидев его багровое лицо, горящие гневом глаза и плотно сжатые губы, понял, что разнос будет поистине генеральским. Решив его предварить, он быстро проговорил:
– Я готов написать рапорт об отставке.
– Гуров! Меня умиляет твоя наивность, – вкрадчивым голосом начал Щербаков. – Ты что же, решил, что после всего, что натворил, сможешь чинно-благородно уйти в отставку? – И вдруг сорвался на крик: – Хрена тебе!
Следующие двадцать минут Лев стоял по стойке «смирно» под обрушившимся на него водопадом таких «изысканных» выражений, что хоть записывай, а потом словарь мата выпускай, усиленно смотрел в пол и мысленно уговаривал себя: «Это нужно перетерпеть, просто перетерпеть». Но с терпением у Гурова всегда были проблемы, поэтому он, дойдя до точки кипения, дождался момента, когда Щербаков переводил дыхание, чтобы взяться за него с новой силой, и твердо сказал:
– Товарищ генерал-полковник! Я все-таки офицер…
Продолжить ему не дали, потому что начальник Главка сделал вид, что не расслышал, и самым дружелюбным тоном поинтересовался:
– Кто-кто? Офицер? Где офицер? – Он огляделся вокруг, заглянул под стол и с самым сокрушенным видом развел руками: – Нет офицера! – И, ткнув в сторону Гурова пальцем, тут же загромыхал, найдя новую тему: – Это не офицер! Это чмо с битой мордой! Это истеричная баба перед месячными! Ты мне что говорил? Я не хочу быть генералом, чтобы не отвечать за чужие ошибки. Тогда не совершай собственные, чтобы нам с Орловым за них не отвечать!
– Ну и мордовали бы меня. Орлова-то за что? – огрызнулся Лев.
– И давно ты у нас Господь Бог, что над тобой никакого начальства нет? – язвительно поинтересовался Щербаков. – Он твой непосредственный начальник, он за тебя отвечает, я – за него, за меня – министр, но и над ним начальство есть. И министру тоже неслабо досталось! Так что до тебя уже, можно сказать, мелкая рябь дошла, а шторм далеко прогремел, – уже спокойнее сказал он и вздохнул.
