Автобус замедлил ход, и Рен решил его объехать. Внезапно нам открылась громадная панорама Флоренции, великолепный вид и на Понте-Веккьо, и Палаццо Веккьо, и Дуомо. Я мысленно похвалила себя. Прошло всего пять дней, а половина города мне уже знакома.
Рен свернул с дороги и остановился на парковочном месте размером с мой чемодан. Мы еле туда втиснулись.
– Куда теперь? – спросил он.
Я отдала ему бумажку с адресом:
– Мне сказали, что ее легко найти.
После этих слов мы целых полчаса бродили по одним и тем же улицам, потому что все прохожие посылали нас в самые разные стороны.
– Первое правило общения с итальянцами: они обожают указывать дорогу. – Рен вздохнул. – Особенно когда понятия не имеют, о чем вы их спрашиваете.
Похоже, Рен считает себя итальянцем только тогда, когда ему это удобно.
– И они часто жестикулируют, – добавила я. – У меня возникло ощущение, что тот парень направлял самолеты или дирижировал оркестром.
– Знаешь, как заставить замолчать итальянца?
– Как?
– Связать ему руки за спиной.
– Вот она! – Я резко остановилась, и Рен врезался в меня. Мы проходили мимо этого здания уже пятый раз, но я только сейчас заметила микроскопический позолоченный знак над дверью. АИИФ.
– Они что, хотят, чтобы мы высматривали знак из бинокля?
– Ты ворчишь.
– Извини.
Я позвонила в дверь. Раздался громкий звонок и женский голос:
– Pronto
[74]?
– Buon giorno. Abbiamo un appuntamento
[75], — ответил Рен.
– Prego. Terzo piano
[76].
Дверь открылась. Рен повернулся ко мне и сказал:
– Второй этаж. Наперегонки?
Толкаясь плечами, мы помчались вверх по ступенькам и ворвались в большую, ярко освещенную приемную. Сидевшая за столом дама в узком лавандовом платье ахнула и поднялась:
– Buon giorno.
– Buon giorno, – поздоровалась я.
Она взглянула на мои кроссовки и перешла на английский:
– Это вы хотели увидеться с председателем приемной комиссии?
– Я победил, – шепнул мне Рен.
– Ничего подобного. – Я отдышалась и шагнула вперед. – Здравствуйте. Да, я вам звонила. На самом деле я собиралась спросить про одну из учениц.
– Простите?
– Моя мама училась здесь лет семнадцать назад, и я хочу отыскать ее бывшую однокурсницу.
Дама вскинула брови.
– Что ж, я не могу делиться личной информацией учеников.
– Мне нужна только фамилия.
– Я уже сказала, что ничем не могу вам помочь.
Черт.
– А как насчет синьора Петруччини? Он нам поможет?
– Синьор Петруччини? – Она сложила руки на груди. – Вы его знаете?
Я кивнула:
– Он был директором, когда мама здесь училась.
Дама смерила нас взглядом, развернулась и быстро вышла из комнаты.
– Ух ты. Да она просто солнышко, – съязвил Рен. – Как думаешь, вернется?
– Надеюсь.
Вскоре дама и правда вернулась, приведя за собой энергичного на вид старика с тонкими седыми волосами. На нем были стильный костюм и галстук. Дважды оглядев меня с головы до ног, он воскликнул:
– Non è possibile
[77]!
Я переглянулась с Реном.
– Здравствуйте. Вы синьор Петруччини?
– Да. – Он моргнул. – А ты…
– Лина. Здесь училась моя мама и…
– Ты дочка Хедли.
– Да.
– А я уж было подумал, что глаза меня подводят. – Он подошел ко мне и протянул руку. – Вот это сюрприз! Виолетта, знаешь, кто мать этой девочки?
– Кто? – Дама сурово посмотрела на меня, явно не собираясь удивляться.
– Хедли Эмерсон.
– О! – Дама разинула рот.
– Пойдем, Лина. – Синьор Петруччини взглянул на Рена и добавил: – И друга своего захвати.
Мы последовали за ним по коридору в небольшой кабинет, заваленный фотографиями. Синьор Петруччини уселся и жестом предложил последовать его примеру. Я убрала со стула коробку с негативами и села.
– Лина, я был страшно расстроен, узнав о том, что случилось с твоей матерью. Это печально. И я говорю не только о ее вкладе в мир искусства. Она была потрясающим человеком.
– Спасибо, – кивнула я.
– Кто этот молодой человек? – Он указал на Рена.
– Мой друг, Лоренцо.
– Приятно познакомиться, Лоренцо.
– Мне тоже.
Синьор Петруччини оперся локтями о стол:
– Чудесно, что ты прилетела погостить во Флоренцию. И я так рад, что ты зашла к нам в академию. Виолетта упомянула, что ты ищешь информацию о бывших однокурсниках своей мамы?
Я глубоко вздохнула:
– Да. Точнее, я хотела побольше узнать о тех временах, когда она здесь училась, и связаться с одной из ее старых подруг.
– Разумеется. Какой?
– Ее зовут Франческа. Она изучала мо…
– Франческа Бернарди. Она тоже сделала себе имя. Ее фотографии заняли целый разворот в итальянском журнале «Vogue» прошлой весной. – Он постучал пальцами по голове. – Я не забываю имен. Сейчас попрошу Виолетту заглянуть в архив и проглядеть папки выпускников. Скоро вернусь. – Синьор Петруччини поднялся и вылетел из кабинета, не закрыв до конца дверь.
– Сколько ему лет? – прошептал Рен. – Разве твоя мама не писала, что синьору Петруччини уже за двести? А это было давно!
– Писала. А значит, сейчас ему двести семнадцать?
– Как минимум. И он такой подвижный! Я бы посоветовал ему пить меньше эспрессо.
– Как думаешь, спросить его про мистера Икс? Никто не знал, что они с мамой встречались, но я могу поинтересоваться, кто бросил работу во время второго маминого семестра.
– Да, спроси.
Я оглядела стены, и взгляд зацепился за фотографию пожилой дамы, смотревшей прямо в объектив. Я встала и подошла к ней:
– Это сняла моя мама.
– Правда? Откуда ты знаешь?
