– Вероника Дмитриевна, а Оленьку позовите, – вежливо склонил голову старый ловелас. – Клавдия просила ее помочь… холодец сварить. Оленька совершенно чудесно готовит холодец. Из ног.
Вероника Дмитриевна выпучила на соседа и без того рачьи глаза и удивленно прошепелявила:
– Помивуйте, Акакий Иггич! Оинька с утга побежава Квавдии за пагной свининой!
– Да что вы? – искренне поразился Акакий.
В их доме уже дня три не было натурального мяса. Не потому, что не было денег, просто Клавдия не собиралась томить себя у плиты.
– Да-да! – подтвердила соседка и напыщенно сложила ротик узелком. – Вы уж пегедайте, уважаемый Акакий Иггич, своей супгуге, что сейчас не феодайный стгой! Девочка, между пгочим, пгоживает у меня, и я бы сама могва бы посвать ее… куда надо! А то, повучается, жить ей у вас негде, а в пгисвугах дегжать девочку у вас совесть позвояет! Нет, конечно, йично пготив вас у меня ничего нет. Напготив, я всегда говогива – такой интеигентный мущщина достоин тойко меня! Однако ж ваша супгуга…
Акакий не стал дослушивать мнение соседки о своей жене, после вранья Оленьки ему хотелось напиться. Да! Именно так примитивно и неинтеллигентно! Хотелось. Только вот денег не было, куда-то все истратились. Но из-за такой ерунды Акакий Игоревич от мысли не отказался. Он прямиком направился снова к своему сыну. В конце концов, у него к нему важное дело: спросить, почему сын упрямо не хочет его впускать?
Акакий Игоревич уже подходил к подъезду Даниила, когда увидел, как из дверей выскочила темноволосая девушка. Взгляд Акакия так и прилип к стройной фигурке. Конечно, можно было подумать, что почтенный мужчина был настолько падок до молодого женского пола, что не пропускал ни одной юбки, да так оно и было, но… В этот момент его привлекла девушка не просто так. Вернее, сначала просто так привлекла, а потом он вдруг ощутил, что ее походка, ее жесты ему подозрительно знакомы. Где-то внутри в Акакие проснулся сыщик.
– Интересно… – пробубнил себе под нос Акакий Игоревич. – Могу дать руку на отсече… ну на фиг, ничего не дам, но у меня никогда не было знакомых ярких брюнеток. А кажется, что я ее знаю… И сапоги… я где-то их уже видел…
Ха! Где-то! Да он их видел у себя дома! Постоянно, как только входил – видел и поднималось настроение – значит, Оленька уже здесь. Оленька?! Точно, она! Правда, на ней какое-то чужое пальто, очень неплохое, сразу видно – дорогих денег стоит, но это точно она. Вот! Она обернулась, поправила волосы… Как-то неловко поправила, как шапку… Ха, так это ж парик! Вот это номер! Он, значит, ее ищет, а она тут – возле Даниного подъезда ошивается! Да еще и в парике! Кстати, а что она тут делает? Свинину для Клавдии берет?
Акакий Игоревич решил попусту голову не ломать, а просто подойти и спросить. Он трусцой припустил за девчонкой, но спросить не успел – Оленька подошла к темно-вишневой иномарке, пикнула ключами и юркнула в салон.
– Ох и ни фига себе! – присвистнул Акакий. – Она еще и машину водит!
Откуда у бедной дочери алкашей навороченная машина, Акакий даже не задумался.
Между тем Ольга сдернула с головы парик, тряхнула своими волосами, машина дернулась и поехала.
После этой встречи Акакий все выбирал время, чтобы намекнуть девчонке о том, что он знает, как она управляется с рулем. Он даже грезил напроситься на небольшой круиз. Это же мечта любого пенсионера – вот в такой машине, с такой девушкой и куда-нибудь на дачу! Можно, кстати, прошлогодние оконные рамы захватить, а то окна пластиковые вставили, а рамы так и торчат на балконе, весь вид загораживают, а Дане вывезти все некогда. Акакий все ждал подходящего момента, а тот все не наступал. Зато сегодня Клавдия успела рассказать, что кто-то убил ту самую девушку, которую сначала якобы прикончила Лиля. И все они – Акакий и Жора – сразу же сообразили, что преступник перешел в наступление. И вот как теперь Акакию быть? Если до сегодняшнего дня он просто подозревал, что Оленька ищет возможность познакомиться с их состоятельным сыном, чтобы устроиться секретаршей, то теперь в голову упрямо долбила мысль: а на кой черт этой Оленьке твой богатенький сын с его работой, если она сама, может быть, не беднее его. Во всяком случае, машинка у нее была достаточно крутая. Даня Лиле такую не купил. Как не хотелось думать, что Оленька замешана в чем-то нехорошем, но… факты – упрямая вещь. И они требовали, чтобы Акакий посмотрел на прелестное дитя – Оленьку, как на серьезную, взрослую личность.
Сегодня же Акакий решил: он проследит за каждым шагом Ольги. А чтобы она не ускользнула на своем авто, он проколет шины. Или даже еще лучше – выкрадет у нее ключи. Вот так! А потом все узнает сам и только после этого сообщит Клавдии. Где-то теплилась надежда, что Оленька вовсе не хотела ничего дурного. Только это надо доказать. Ему.
Утром Клавдия никак не могла проснуться, видимо, сказались вчерашние переживания. Уже и солнышко лезло прямо в левый глаз, и кот Тимка, урча, улегся на грудь, призывая встать и набросать в миску рыбы, а она все спала. Не могла окончательно проснуться даже тогда, когда раздалось унылое пение:
– Ой ты, ро-о-о-ожь, хорошо пое-е-е-е-шь, ты о чем пое-е-е-шь, золотая ро-о-о-жь…
Голосила, конечно же, Катерина Михайловна. Какой-то идиот сообщил пожилой леди, что от утреннего пения голос становится звонким и молодым. И теперь, на муки всем соседям, каждое утро Катерина Михайловна надрывалась так, будто из нее вытягивали жилы. Дама сразу убивала двух зайцев – разминала голосовые связки и будила домочадцев. Помимо этих «зайцев», она убивала также хорошее настроение у всех слушателей на весь день, уважение к старости и любовь к музыке.
Но Клавдия сегодня отчего-то слушала эти стенания с сонной улыбкой. Старая песня напомнила пору ее юности. Она еще тогда не была замужем, даже и не знала еще никакого Акакия Игоревича, и сама была никакая не Клавдия Сидоровна, а развеселая, буйная Клавка. Они носились с подружкой Райкой по танцам, по вечерам шили себе платья из старого материного пододеяльника и еще успевали учиться на курсах мотористок. Райка была смешливая, хорошенькая девчонка, но без Клавы она никуда не ходила, на парней не смотрела – боялась, и делала все, что велела подружка. Клавдия такой красотой не отличалась. Да и на кой ей нужна была та красота, когда у нее была молодость, задор и острый язычок. Парни с Клавой и Раечкой дружили, считали их «своими ребятами», а вот любили почему-то других. Ох, сколько же слез пролила Раечка Клаве в пошитое модное платье! Сколько же секретов и надежд она ей наговорила! Смешные! Они тогда решили ни за что замуж не выходить, а назло всем стать ударниками производства и поехать на съезд передовиков в самую Москву! И вот там-то и должны были их ожидать прекрасные ребята, их потенциальные мужья. Раечка самоотверженно трудилась, старалась выбиться в передовики, и Клава трудилась тоже, только она еще успевала глазеть по сторонам. И, в общем-то, была совершенно не против, если бы прекрасный суженый нашелся и здесь, чего за ним в столицу переться? Сколько слез у Раечки было, когда Клавдия вдруг взяла да и, не дожидаясь карьеры, влюбилась в этого задохлика Акакия! Уж как Райка его ни называла! И драным интеллигентом, и заморенным сверчком, и почему-то английским крокозяблом. Райка так горевала. Милая и добродушная, она просто в какую-то склочницу превратилась. Собирала об Акакии сплетни, придумывала сама черт-те что, и даже наговаривала на Клавдию ее другу. С ума сойти, они даже тогда впервые поссорились. Правда, эта ссора пошла на пользу обеим подружкам – Клавдия постаралась быстренько выскочить замуж, а Райка от одиночества научилась пользоваться своей мордашкой, хорошенькую передовичку узрели, и в скором времени Раечка всем на зависть вышла замуж за начальника цеха, молодого красивого паренька. Потом, конечно, подруги встречались, но прежняя дружба так и не возродилась. У Клавдии родился Даня, а Рая с мужем уехали строить новый завод.
