– Не знаю, нет. Хотя… возможно, – растерялась я. – Я ничего точно не знаю. Скажите, а инсулин в такой концентрации… Он ведь может вызвать кому? – спросила я.
– Я не специалист, так что не могу сказать. Надеюсь, что нет. Впрочем, я бы рекомендовал вам проверить весь ваш инсулин и ваших поставщиков. Возможно, это просто ошибка при производстве. Если хотите, я могу выслать вам отчет экспертизы. Вообще-то это не положено, но если вам это важно…
– Да, важно! Очень важно! – моментально отреагировала я. На каком-то автопилоте я продиктовала ему свой электронный адрес. Следователь записал его, а затем спросил меня, приеду ли я с мужем за вещами. Только на этот раз до меня дошло, кого он имеет в виду под словом «муж».
– Я не замужем, – очень сухо сказала я, и Поль Вербаско замолчал на несколько мгновений, раздумывая над этой странной фразой. Еще бы, ведь Андре в Авиньоне буквально вытащил меня из огня на руках – спасал от своей спятившей любовницы.
– Я имею в виду, что склад открыт только после обеда. Ваш… гражданский муж сказал, что он постарается подъехать.
– Уверена, он не сможет. У него… очень плотный рабочий график. Встречи, встречи. А я не хотела бы, чтобы мои вещи отдавали моему… м-м-м… гражданскому мужу, – заявила я весьма жестко. – Особенно инсулин.
Это должен быть медик, так сказал Вербаско. Моя поджигательница медиком не была, но вот мой так называемый гражданский муж как раз медик. Об этом я следователю говорить не стала. Он мне не поможет, но помешать может. Один неверный шаг, один лишний звонок….
Поль Вербаско пообещал не выдавать мои личные вещи никому, кроме меня, а я решила, что сейчас не время думать о том, как получить их. Step by step. По шагу за один раз. Сначала надо сделать так, чтобы мой гражданский муж не убил меня и мою маму. Телефон Ахмеда пиликнул, на почту пришло письмо. Французский следователь не стал тянуть, он выслал мне фотокопию заключения сразу. Я ничего не понимала в том, что было написано в отчете, но этого было и не нужно. Я покажу его тем, кто все поймет, а пока я уже получила недостающую частицу пазла.
Я теперь знала, почему мама оказалась в коме. Андре пытался ее убить. Как ее лечащий врач он отлично знал, какие препараты и когда она принимает. Мама действительно не видела Одри, по крайней мере, не в тот злополучный вечер. Возможно, Одри приехала накануне и подменила ампулы.
Тут меня вдруг осенило, и я аж подпрыгнула на сиденье, снова разбудив своего соседа.
А насколько заранее можно подменить такие препараты? Мог ли Андре сам заменить лекарства еще в Париже? Почему бы и нет?! Неизвестно, когда именно Андре вынес моей маме смертельный приговор. Возможно, ее медицинская аптечка с препаратами была бомбой с часовым механизмом довольно долгое время. Что, если Андре подменил препарат, когда только организовал для моей мамы эту роль в фильме? Он намеренно отослал ее в Авиньон, попросил знакомого продюсера дать ей эту роль, чтобы она сама сделала себе эту смертельную инъекцию уже там, вдалеке от Парижа.
Это было умно, дьявольски умно. Очень похоже на моего жениха.
Мне вдруг стало холодно, будто я попала в морозильник. Мама видела то, что не должна была видеть. Возможно, она и сама не поняла, свидетельницей чего стала, но после этого Андре уже не собирался оставлять ее в живых. Мама выжила только потому, что ее случайно нашли и спасли. Только потому, что она – борец. Проведя долгие часы на полу своего номера без сознания, почти за гранью жизни и смерти, она всё-таки не погибла. Однако второго такого случайного поражения Андре не потерпит. Теперь он в России, и отныне я точно знаю, что он способен на все.
Я уставилась в окно, но серая мгла уже перешла во мрак, в Москве темнело рано, и вместо пейзажа за окном я смотрела на свое искаженное страхом и отчаянием лицо – нечеткое отражение в запыленном стекле. Не знаю, как я удержалась от того, чтобы не разрыдаться прямо в поезде. Пролетая из точки «А» в точку «Б» с пугающей скоростью, я никак не могла поверить, что полюбила хладнокровного убийцу. Но татуировка спутывала мою руку, напоминала об этом чудовищном предательстве сердца.
Неожиданно меня посетила совершенно уж нелепая мысль. Если Андре покусился на жизнь моей матери, если убил Сережу, если он организовал убийство Дика Вайтера, то не мог ли он убить и Одри?
Какая глупость! Я отвернулась от отражения в стекле и посмотрела вокруг, как воришка, которого только что чуть не поймали за руку. Насколько же дурная у меня голова, если она порождает подобные мысли?
– Чай, кофе, булочки с вареньем, с повидлом, пирожки с мясом, с капустой, с картошкой, с грибами. – Неожиданно рядом с нами возникла женщина в синей форменной одежде, поверх которой был повязан синий же фартук. На ее тележке лежало все то, что так не рекомендует есть наш главный санитарный врач страны. Мой сосед оживился, пирожки манили его, он купил сразу три.
– А вы, м-м-м, девушка? – У продавщицы возникла некоторая заминка с определением моего пола. Хорошо, очень хорошо! Значит, мое серое, невыразительное одеяние делает меня бесполой.
– Я возьму кофе, – ответила я. Сосед с наслаждением уминал пирожки, а я дула на обжигающе горячий кофе и пыталась отогнать от себя неудобную и неприятную мысль. Но она не уходила.
Одри знала об убийстве Сережи, она была на том перекрестке, когда Андре дрался с ним. Она была своей, а значит, могла знать и о том, что готовилось в отношении Дика Вайтера – международного преступника и дорогого гостя Габриэль. Бог знает, что еще Андре поручал своей любовнице, пока та вдруг не начала собственную охоту на соперницу, то есть на меня. Одри могла сколько угодно лояльно относиться к политическим «делам» Андре, к которым он так демонстративно не желал иметь никакого отношения. Но потом Одри сошла с ума. Она пыталась поджечь меня, а когда ее затея не выгорела, она пришла в дом к Андре и попыталась меня застрелить.
Да, она сошла с ума – натурально и бесповоротно. Вся эта история стала публичной, и это сделало ее опасной для Андре. Перед моими глазами возникло бледное, дезориентированное лицо Одри в тот последний день, в момент ее самоубийства. Да было ли это самоубийством?! Андре был так «против», чтобы я к ней шла, так отговаривал меня. Если бы не Юсуф, я вообще к ней не попала бы.
Я дождалась, пока мой сосед дожует свои пирожки и снова задремлет, после чего достала из рюкзака «шоколадку», размотала фольгу и, найдя номер Юсуфа, переписала. Я рисковала, в этот момент меня вполне могли засечь – если пытались найти. Но я только пожала плечами. Кого я пытаюсь обмануть? У меня даже нет гарантии, что алюминиевая фольга по-настоящему гасит сигнал. А потом, если Андре не дурак, он и без того уже знает, куда я направилась. Андре никогда дураком не был.
* * *
Юсуф был удивлен, и не в хорошем смысле этого слова. Я набиралась смелости и собиралась с мыслями почти до самого Питера, но, когда я позвонила ему, он сбросил звонок, прислав мне вежливое текстовое сообщение, явно автоматическое, заготовленное заранее именно для таких случаев.
