– Ах, вы всегда так жизнерадостны, мой дорогой Жорж, – говорят мне три эти великосветские хозяйки. Они машут мне веерами и ресницами в полутьме свечей, утешительно прикасаясь к моей руке, – рецидивист всегда неплохой трофей для изысканного общества – и призывают своих гостей обратить внимание на мою безмятежность.
– Вы настоящее чудо, Пикар! – восклицают их мужья. – Я уверен, что не сохранил бы чувство юмора перед лицом таких неприятностей.
– Думаю, человек в обществе всегда должен носить комическую маску… – улыбаюсь я.
Но истина состоит в том, что я не ношу никаких масок. Я вполне уверен в будущем. И нутром чувствую, что рано или поздно – хотя и не представляю себе, каким образом – огромное сооружение, возведенное армией, эта рассыпающаяся оборонительная крепость из поеденной червем древесины обрушится на них. Ложь охватила все своей хрупкой паутиной – она не сможет выдержать давления времени и пристального взгляда. У бедняги Дрейфуса начинается четвертый год заключения на Чертовом острове, и он может не дожить до крушения. Впрочем, как и я. Но я уверен: возмездие неизбежно.
То, что я прав, подтвердилось даже скорее, чем я предполагал. Этим летом происходят два события, которые меняют все.
Сначала в мае я получаю записку от Лабори, который срочно приглашает меня в свою квартиру на улицу Бургонь, за углом от военного министерства. Я прихожу к нему через полчаса и нахожу там взвинченного молодого человека двадцати с небольшим лет, он явно приехал из провинции и ждет в приемной. Лабори представляет его: Кристиан Эстерхази.
– Так, – несколько настороженно говорю я, – у этой фамилии не очень хорошая репутация…
– Вы имеете в виду моего родственника? – отвечает молодой человек. – Да, это его стараниями. И более грязного мошенника еще не рождалось на земле. – Говорит он таким страстным тоном, что застает меня врасплох.
– Сядьте, Пикар, – говорит Лабори. – Послушайте, что хочет сообщить нам мсье Эстерхази. Вы не будете разочарованы.
Маргарита приносит чай и уходит.
– Мой отец умер полтора года назад, – говорит Кристиан, – в нашем доме в Бордо. Умер совершенно неожиданно. Через неделю после его смерти я получил письмо с соболезнованиями от человека, которого не знал прежде: от двоюродного брата моего отца, майора Вальсена-Эстерхази, он выражал сочувствие и спрашивал, не может ли он оказать мне помощь советом в финансовых делах.
Я переглядываюсь с Лабори. Кристиан замечает это.
– Мсье Пикар, насколько я понимаю, вы догадываетесь, что могло случиться вслед за этим. Но, пожалуйста, имейте в виду, что у меня не было опыта в таких делах, моя мать почти не от мира сего, она вся в религии, а две мои сестры – монахини. Короче говоря, я ответил моему благородному родственнику, что получил наследство в пять тысяч франков и семьдесят тысяч после продажи собственности. А потому буду благодарен за совет, как вложить эти деньги наилучшим и безопасным образом. Майор ответил: он предложил сделать вложение в дело его близкого друга Эдмона де Ротшильда. Мы, естественно, подумали: ничего более надежного и быть не может.
Кристиан отхлебывает чай, собираясь с мыслями, потом продолжает:
– В течение нескольких месяцев все шло хорошо, мы регулярно получали письма от майора с чеками, которые, по его словам, были дивидендами от вложений, сделанных Ротшильдом от нашего имени. Но вот в прошлом ноябре он написал мне письмо, в котором просил срочно приехать в Париж. Майор писал, что попал в неприятную ситуацию и ему требуется моя помощь. Естественно, я сразу же приехал. Дядя мой пребывал в страшной тревоге. Сказал, что его публично оклеветали, обвинили в предательстве, но я не должен верить этим россказням. Все это – еврейский заговор, имеющий целью отправить его на место Дрейфуса, и он может доказать это, потому что ему помогают офицеры военного министерства. Он сказал, что ему теперь слишком опасно встречаться с самым важным для него человеком, и спросил, не смогу ли встречаться с ним я от его имени и передавать послания.
– И кто этот человек? – спрашиваю я.
– Его зовут полковник дю Пати де Клам.
– И вы встречались с дю Пати?
– Да, часто. Обычно по вечерам и в публичных местах – в парках, на мостах, в туалетах.
– В туалетах?
– Да. Хотя полковник при этом предпринимал меры предосторожности, маскировался, приходил в черных очках и с накладной бородой.
– А какие послания вы передавали от дю Пати вашему родственнику и назад?
– Всякие. Предупреждения о публикациях, которые могут появиться в газетах. Советы, как на них реагировать. Один раз, я помню, передавал конверт с секретным документом из министерства. В некоторых посланиях упоминались вы.
– Я?
– Да. Например, я помню две телеграммы. Они запечатлелись у меня в памяти, потому что были очень старыми.
– Вы помните, что в них говорилось?
– Помню, одна имела подпись «Бланш» – ее написал дю Пати. На другой было иностранное имя.
– Сперанца?
– Именно – Сперанца! Эту телеграмму по просьбе полковника написала мадемуазель Пэ, она и отнесла ее в почтовое отделение на улицу Лафайет.
– Они говорили, для чего это делают?
– Чтобы скомпрометировать вас.
– А вы помогали, потому что считали вашего родственника невиновным?
– Естественно. По крайней мере, в то время.
– А теперь?
Кристиан, прежде чем ответить, задумывается. Он допивает чай и ставит чашку с блюдцем на стол – жесты неторопливые и выверенные, но и они не могут в полной мере скрыть тот факт, что эмоции переполняют его.
– Несколько недель назад, после того как мой родственник перестал выплачивать моей матери ее ежемесячную ренту, я справился у Ротшильдов. Никакого банковского счета на ее имя не оказалось. И никогда не было. Она нищая. Я считаю: если человек может вот так предать собственную родню, то без зазрения совести может предать и свою страну. Вот почему я пришел к вам. Его необходимо остановить.
Дальнейшие действия очевидны. После подтверждения этой информации ее следует передать Бертюлю, энергичному судебному следователю с красной гвоздикой в петлице, чье неторопливое расследование фальсифицированных телеграмм все еще продолжается. Поскольку именно я подал исковое требование, решено, что я и должен написать ему, указывая на критически важного нового свидетеля. Кристиан соглашается свидетельствовать, но потом меняет решение, когда его родственник обнаруживает, что он посещал Лабори, а затем снова меняет свое решение, поняв, что будет вызван к судье в любом случае.
Эстерхази понимает теперь, что тучи над ним сгущаются, и потому вызывает меня на дуэль. Он сообщает в прессу, что ходит близ моей квартиры в надежде встретиться со мной и на этот случай носит с собой тяжелую трость из вишневого дерева, выкрашенную красной краской, намереваясь размозжить мне голову этой тростью. Он заявляет, что он специалист по боевому искусству сават
[62]. Наконец он пишет мне письмо и передает его в прессу:
