– Откуда вам известно?
– Я был внутри. Не волнуйтесь – мне не пришлось делать ничего противозаконного. Она сдается. Я сделал вид, что ищу квартиру. Они увезли бóльшую часть мебели, оставили только хлам. Эстерхази сжег много бумаги в камине. Вот что я там нашел.
Девернин показывает мне визитку, опаленную по краям.
Эдуард Дрюмон
Издатель
«Либр пароль»
Я кручу визитку так и сяк.
– Значит, Эстерхази вносит свой вклад в эту антиеврейскую помойку?
– Судя по всему. А может, просто сливает им информацию – многие в армии так делают. Но беда в том, полковник, что он словно под землю провалился. В Париже его нет. Даже в Руане нет. Он уехал в Арденны.
– Вы думаете, он знает, что мы напали на его след?
– Не уверен. Но не нравится мне это. Думаю, если мы хотим заманить его в ловушку, то должны делать это быстро.
– А с переговорными трубами мы что-нибудь сделали?
– Их извлекли вчера.
– А как скоро дымоход будет заделан?
– Сегодня вечером туда отправится человек.
– Хорошо. Оставьте визитку мне.
Теперь моя последняя надежда – Бийо: старая ящерица, долгожитель, дважды военный министр. Он наверняка должен разбираться не только в бессмертии, но и понимать политическое безумие политики Генерального штаба.
С маневров на юго-западе Бийо должен вернуться в пятницу. Тем утром «Фигаро» публикует на первой странице текст петиции, поданной Люси Дрейфус в палату депутатов. В статье указывается, что правительство не опровергло истории о секретной папке:
…Из чего вытекает, что французский офицер был осужден военным трибуналом на основании документов, представленных обвинением суду без предъявления их обвиняемому. Таким образом, ни он, ни его защита не смогли даже обсудить их.
Это профанация всякого правосудия.
Два года я являюсь жертвой самого жестокого мучения, как и человек, в чьей невиновности я не сомневаюсь ни одной минуты. Я молчала, несмотря на гнусную и нелепую клевету, распространяемую в обществе и прессе.
Сегодня мой долг нарушить это молчание: безо всяких жалоб и упреков я обращаюсь к вам, господа, к единственной силе, которая может меня защитить. И я требую правосудия.
В узких, мрачных коридорах статистического отдела царит тишина. Мои офицеры закрылись в своих кабинетах. Я с минуты на минуту жду вызова к Гонзу для объяснения в связи с последней взорвавшейся бомбой. Но телефон не звонит. Я из своего окна поглядываю на дворец де Бриенн. Наконец в начале четвертого я за высокими окнами вижу, как проходят дневальные в форме с полевыми сумками. Вероятно, вернулся министр. Топография работает на меня: Гонз, сидящий на улице Сен-Доминик, пока еще не знает об этом. Я иду по улице Юниверсите, пересекаю улицу, достаю свой ключ, чтобы войти в министерский сад.
И тут происходит что-то странное. Ключ не подходит. Я делаю три или четыре попытки, тупо отказываясь верить, что он не действует. Но форма замка совсем не похожа на ту, что была прежде. В конце концов я сдаюсь и возвращаюсь назад, как обычный смертный, через площадь Пале-Бурбон.
– Полковник Пикар к военному министру…
Часовой пропускает меня, но капитан Республиканской гвардии внизу просит меня подождать. Несколько минут спустя спускается капитан Кальмон-Мезон.
Я показываю ему ключ, пытаясь обратить это в шутку:
– Он больше не работает. Я, кажется, как и Адам, изгнан из сада за чрезмерное любопытство.
Кальмон-Мезон смотрит на меня с каменным лицом:
– Извините, полковник. Нам время от времени приходится менять ключи. Безопасность – вы же понимаете.
– Вы ничего не должны мне объяснять, капитан. Но мне все еще нужно поговорить с министром.
– К сожалению, господин министр только что вернулся из Шатонёфа. У него масса дел, и он очень устал. Не могли бы вы прийти в понедельник?
По крайней мере, у капитана хватает совести иметь смущенный вид при этих словах.
– Долго это не займет.
– И тем не менее…
– Я подожду.
Я сажусь на банкетку из красной кожи.
Кальмон-Мезон неуверенно смотрит на меня:
– Пожалуй, мне следует спросить министра еще раз…
– Пожалуй.
Он стучит каблуками по мраморной лестнице и вскоре зовет меня сверху – его голос эхом отдается от каменных стен.
– Полковник Пикар!
Бийо сидит за своим столом.
– Пикар, – говорит он, устало поднимая руку. – К сожалению, я очень занят. – Однако в кабинете министра нет ни малейшего намека на какую-либо активность, и я подозреваю, что он перед моим приходом просто смотрел в окно.
– Простите, министр, я долго вас не задержу. Но в свете газетных публикаций на этой неделе, я чувствую необходимость поторопить вас с решением по расследованию дела Эстерхази.
Бийо устало смотрит на меня из-под своих кустистых бровей:
– Решение в какой именно части дела?
Я начинаю описывать предложение Девернина – заманить Эстерхази на встречу, сфальсифицировав письмо от Шварцкоппена, но Бийо тут же прерывает меня:
– Нет-нет, мне это вовсе не нравится – слишком грубо. И знаете, я думаю, что лучший способ разобраться с этой свиньей – не преследовать его вообще, а отправить на пенсию. Либо так, либо выслать его куда-нибудь к черту на кулички – в Индокитай или Африку. Не знаю… предпочтительно туда, где он подхватит какую-нибудь гадкую местную болезнь или просто получит пулю в спину.
Я не знаю, как реагировать на это предложение, а потому игнорирую его:
– А что мы будем делать с Дрейфусом?
– Ему придется оставаться там, где он находится. Приговор вынесен по закону, тут больше говорить не о чем.
– Значит, вы пришли к окончательному решению?
– Да. Перед парадом в Шатонёфе у меня была возможность обсудить это дело приватно с генералом Мерсье. Он специально приехал на машине из Ле-Мана, чтобы поговорить об этом.
– Кто бы сомневался!
– Осторожнее, полковник! – Бийо останавливает меня, подняв кверху палец. До этого дня он всегда подстрекал меня подходить к самому краю несоблюдения субординации – его забавляла роль снисходительного главы семейства. Очевидно, что, как и с доступом в его сад, с этим покончено.
Но я уже не могу остановиться:
– Секретная папка – вы знаете, что в ней нет ничего, что доказывало бы вину Дрейфуса? Что она, вероятно, даже содержит неприкрытую ложь?
– А вот этого я не должен слышать, полковник. – Бийо закрывает уши ладонями.
