– После твоих слов искушение слишком велико, – качает головой Луи и продолжает читать, но теперь молча, его глаза быстро бегают по строчкам. Он заканчивает, надувает щеки, выпуская воздух, потом откидывается на стуле и закрывает глаза. – Сколько копий этого письма существует?
– Только эта.
– Боже мой! Только эта? И ты ее вез из самого Туниса? – Луи недоуменно покачивает головой. – Первое, что ты должен сделать, – написать по меньшей мере еще две копии. Мы должны иметь три копии – это абсолютный минимум. Что еще есть в этом твоем старом чемодане?
– Вот это. – Я передаю ему мой доклад Буадефру: «Записка контрразведывательной службы о майоре Эстерхази из Семьдесят четвертого пехотного полка». – И еще вот это. – Предыдущая переписка с Гонзом после моей поездки к нему загород – он предостерегает меня от дальнейшего расследования дела Эстерхази и реабилитации Дрейфуса. – Есть еще и вот это. – Последним отдаю Луи письмо Анри, из которого вытекает, что ведется расследование моей деятельности на посту главы статистического отдела.
Луи быстро все прочитывает, полностью погружаясь в документы. Он заканчивает и, отодвинув бумаги в сторону, смотрит на меня серьезным, взволнованным взглядом.
– Вопрос, который я задаю моим клиентам в самом начале, Жорж… А ты теперь мой клиент, хотя одному Богу известно, как и когда я получу свой гонорар и получу ли вообще… Так вот, клиентов я спрашиваю: вы чего хотите добиться?
– Я хочу, чтобы свершилось правосудие, – это самое главное. И заинтересован в том, чтобы армия вышла из этого скандала с наименьшими потерями, – я все еще люблю армию. Еще одно, эгоистичное пожелание: я бы хотел, чтобы моя карьера продолжилась.
– Ха! Предположительно, ты сможешь добиться одной из этих целей. Или каким-то чудом двух. Но трех – невозможно! Я предполагаю, что в военной иерархии не найдется никого, кто поддержал бы тебя.
– В армии так дела не делаются. К сожалению, мне противостоят четыре самых влиятельных армейских чина – военный министр, начальник Генерального штаба, глава военной разведки и командир Четвертого армейского корпуса – им теперь командует Мерсье. Все они в той или иной степени завязаны в этом деле. Я уж не говорю о полном составе контрразведывательного отдела. Пойми меня правильно, Луи. Я не говорю, что армия полностью разложилась. В высшем командовании много хороших и достойных людей. Но они на первый план всегда ставят интересы армии. И конечно, никто из них не захочет накликать на себя несчастье ради какого-то… – Я останавливаюсь.
– Еврея? – подсказывает Луи. Я не отвечаю. – Что ж, если мы не можем обратиться с этими фактами ни к кому в армии, то как же нам поступить?
Я собираюсь ответить, но тут раздается громкий стук в дверь. Что-то в настойчивости и громкости звука говорит о том, что стоящие за дверью чувствуют себя уверенно: я понимаю – это полиция, но поднимаю руку, призывая Луи к молчанию. Тихо подхожу к двери гостиной – она со стеклянной вставкой и кружевной шторкой, выглядываю и вижу Анну – она разглаживает на себе юбку, идет по коридору из кухни. Сестра ловит мой взгляд, кивком дает понять: она знает, что делать, и открывает входную дверь.
Я не вижу, кто там стоит, но слышу его – хрипловатый, мужской голос:
– Простите, мадам, полковник Пикар здесь?
– Нет. С чего бы ему быть здесь? Это не его квартира.
– Вы, случайно, не знаете, где он?
– Последнее письмо от него было отправлено из Туниса. А кто вы, позвольте узнать?
– Простите, мадам, я его старый армейский приятель.
– И у вас есть имя?
– Давайте обойдемся без имен. Можете передать Пикару: его искал старый армейский приятель. До свидания.
Анна закрывает дверь, запирает ее. Смотрит на меня. Я улыбаюсь. Она молодец. Поворачиваюсь к Луи:
– Они знают, что я в Париже.
Луи вскоре после этого уходит, забирая все мои бумаги, кроме письма президенту: говорит, что я должен сделать две его копии. Жюль и Анна давно уже легли спать, а я все еще сижу за кухонным столом с пером и чернилами. «Суд над Дрейфусом проводился поверхностно, судьи действовали предвзято, исходя из уверенности в вине Дрейфуса, и пренебрегали юридическими нормами».
Луи возвращается на следующий день в то же время. Анна проводит его в гостиную. Я обнимаю его, потом выглядываю в окно.
– Как по-твоему, за тобой не следили?
– Понятия не имею.
Я вытягиваю шею, оглядываю улицу Кассетт.
– Не видно, чтобы кто-то наблюдал за домом. Но, к несчастью, эти люди доки в таких делах. Было бы разумно исходить, что слежка за тобой установлена.
– Согласен. Итак, друг мой, ты сделал копии того письма? Отлично. – Луи берет их у меня, кладет в свой портфель. – Одна копия будет лежать у меня в сейфе, другая может отправиться в сейфовую ячейку в Женеве. – Он улыбается мне: – Не вешай нос, мой дорогой Жорж! Теперь, даже если они тебя убьют, а потом решат убить и меня, им придется объявить войну и Швейцарии!
Но еще один день, проведенный в квартире сестры, не располагает меня к шуткам.
– Не знаю, Луи. Я вот думаю, может, самый безопасный путь отдать все в газеты и покончить с этим?
– Нет-нет! – в крайнем волнении отвечает Луи. – Это имело бы роковые последствия для тебя и для Дрейфуса. Я тут думал об этом деле… Это письмо от майора Анри, – говорит он, доставая письмо, – оно, видишь ли, очень интересное, точнее говоря, очень хитрое. Они явно приготовили запасные планы действий на тот случай, если ты обнародуешь то, что тебе известно. Но не только это – они хотят, чтобы ты имел некоторое представление о том, каковы их планы.
– Чтобы запугать меня?
– Да, в этом есть своя логика, если подумать. Их главная задача – вынудить тебя ничего не предпринимать. Поэтому они показывают, какие неприятности тебя ждут, если ты все же надумаешь что-то предпринять. – Он просматривает письмо. – Насколько я понимаю, майор Анри дает тебе понять, что ты организовал заговор с целью дискредитации Эстерхази: сначала проводя незаконную операцию против него, далее пытаясь спровоцировать своих подчиненных на дачу ложных показаний, уличающих его в преступлении, а затем сдавая прессе засекреченную информацию, чтобы скомпрометировать процесс над Дрейфусом. Если же обратишься к прессе, то их линия защиты будет именно такова: ты все время работал на евреев.
– Абсурд!
– Согласен, абсурд. Но немало народу с удовольствием поверят в это.
И я понимаю, что он прав.
– Тогда, – говорю я, – если не идти прямо в газеты, может, стоит частным образом связаться с семьей Дрейфуса и хотя бы назвать им имя Эстерхази?
– Я тоже думал об этом. Очевидно, что семья Дрейфуса беспрекословно верна своему несчастному капитану. Но я, как твой адвокат, должен задать себе вопрос: будут ли они так же верны тебе? Имя Эстерхази для их дела будет чрезвычайно полезно. Но по-настоящему они сорвут банк благодаря тому факту, что узнали это имя от тебя – начальника контрразведки.
