Девушка подошла к стоящей тут же телеге и откинула брезентовый полог. Под ним, помимо множества подстреленных фазанов, кроликов и прочей живности, скрывались ещё полторы дюжины убитых лисиц с роскошными огненно-рыжими хвостами. Туши были небрежно свалены в кучу. С полными слёз глазами девушка без малейшей брезгливости, а с трогательной нежностью взяла в руки голову одной убитой лисицы. Даже после смерти из глаз зверя текли слезы. Это было удивительное и настолько печальное зрелище, что многие женщины и дети тоже заплакали. Даже мужчины выглядели смущёнными. Скарлетт почувствовала, что у неё тоже запершило в горле и стали мокрыми глаза.
— Вы убийца, Дегриль! — с презрением объявила девушка, глядя прямо в глаза охотнику. — Вы воспользовались случаем и устроили в лесах моего отца очередную бойню. — Эмоции сострадания и боли отражались на её лице, в глазах.
— Это ещё надо доказать! — прорычал Дегриль. Высокий и массивный, с грубым лицом и голосом, с отрицательной харизмой убийцы, он сразу подавлял любого, но только не эту девушку, которая бесстрашно смотрела на возвышающегося над ней голиафа. И охотнику пришлось оправдываться!
— Я убил лис в другом месте. Главный егерь вашего отца может это подтвердить… Послушайте леди, прошли времена норманнского Лесного кодекса времён Вильгельма Завоевателя, когда достаточно было подозрения в браконьерстве, чтобы повесить любого на ближайшем суку.
Неизвестно откуда, точно из земли вырос констебль, не спеша, с сохранением подобающего спокойствия он приблизился к участникам конфликта, достал блокнот, в который был вложен карандаш, и вежливо поинтересовался, что ту происходит. Потом предложил посторонним разойтись, чтобы не мешать следствию…
В этот момент к охотнику подошёл один из его товарищей, которому громила вполголоса стал сыпать угрозами в адрес девчонки. Вэй стояла неподалёку и всё слышала. Приятель охотника удивился: девчонка же из Ланарков!
— Я знаю, — злобно ответил ему «пират», — и всё равно пусть лучше не связывается со мной.
* * *
— …Это Клэр — младшая дочь графа, — пояснила писательской паре маленькая старушка в огромной старомодной шляпе, в мешковатом платье и с тремя маленькими комнатными собачонками на поводках. Старушке оказалось по пути с гостями городка. — Добрая душа! — рассказывала пожилая собачница. — Уж будьте уверены, юная леди Ланарк позаботится о всякой заболевшей птахе или потерявшем мать лесном детёныше, коль им повезёт вовремя попасться ей на глаза. Пожилой граф прежде сам был страстный охотник, но похоже и ему при таком ангельском ребёнке стало совестно убивать и калечить зверей ради пустой забавы.
Арчи и Вэй были впечатлены. По скромной одежде девушки — грубой шерстяной юбке, вязаной кофточке и простых сапожках — никак нельзя было догадаться, что защитница зверей — представительница одной из самых родовитых и богатейших семей королевства!
Но больше всего Скарлетт и её мужа озадачило, почему юная графиня как будто даже не взглянула в сторону убитого ягуара. Всё же зверь был повинен в смерти её сестры. А обвинённый этой Клэр в жестокости Дегриль всё-таки как-никак отомстил за гибель близкого ей человека. Но пожилая собачница скептически фыркнула:
— Вы думаете кто-то всерьёз поверил, что почти ручная кошка убила леди Анну?! Старшая графская дочь была не чета своим сёстрам, — настоящая Диана-охотница! Скорее она сама бы прикончила пуму.
— Почему тогда все так рукоплескали охотнику? — удивился Арчи. Бабулька вздохнула и произнесла с непонятной обречённостью:
— А что нам остаётся! Всем хочется верить, что страх больше не вернётся.
Глава 6
Траурная процессия медленно двигалась от ворот вглубь кладбища мимо каменных крестов и массивных мраморных обелисков. Гроб из чёрного морёного дуба несли на плечах восемь молодых мужчин — с непокрытыми головами и во фраках.
Покойница лежала на белом атласном ложе в подвенечном платье, красиво уложенные волосы её были украшены венком из живых белых роз, кожа выглядела розовой и тёплой. Казалось, она всего лишь уснула. Хозяин похоронной конторы «Крамер и сыновья» 47-летний мистер Филипп Крамер очень постарался с помощью грима и краски вернуть покойнице прижизненную красоту и скрыть полученное ею увечье. Он также пригласил первоклассного парикмахера. В результате леди Анна, по мнению Крамера, выглядела «даже лучше, чем при жизни».
Мать покойной — графиня Элизабет Ланарк едва могла идти, её приходилось поддерживать под руки. Тяжёлая болезнь в последнее время сильно состарила эту прежде весьма привлекательную и темпераментную женщину, а внезапно поразившее их с мужем страшное горе буквально подкосило её. На отпевании в городском соборе графиня упала в обморок. Доктору Эдмунду Йейтсу удалось привести даму в чувство лишь дав ей вдохнуть ароматической соли. После этого миссис Элизабет сумела взять себя в руки и далее держалась с поразительной стойкостью. Ни одной слезинки не появилось на её щеках даже во время последних минут прощания с дочерью. Лишь во время речи священника городской церкви, преподобного Альберта Джонса, когда викарий сравнил её Анну с ангельским созданием, которому место в раю, а не на грешной земле, она вдруг обвела всех изумлённых взглядом, словно очнувшись и плохо понимая, что тут происходит.
Но более всех присутствующих поразил своим поступком жених покойницы, молодой человек в форме лейтенанта королевского военно-воздушного корпуса. На отпевание он явился с опозданием. Сразу прошёл к гробу, будто не замечая никого вокруг себя. При его появлении в храме по рядам присутствующих прошёлся осуждающий шепоток. Да и на кладбище лётчик вёл себя странно: держался особняком; пока другие произносили пышные речи, он переминался с ноги на ногу и не спускал завороженного взгляда с такого живого лица своей возлюбленной. Было прохладно, задувал пронизывающий до костей ветер, а лётчик был в одном тонком мундире, без шинели. Он словно не замечал холода, хотя губы его посинели. Но когда гроб уже занесли в склеп, лётчик неожиданно вышел вперёд, и вдруг веско пообещал в полный голос:
— Мне всё равно, кого считают виновным в гибели моей невесты. Я не верю никому.
Это прозвучало, словно вызов здешнему обществу и одновременно обвинение всем присутствующим, что многих покоробило. Но лейтенанту было на это плевать, так что он продолжил:
— Поэтому пусть тот, кто убил мою любовь, знает: где бы он ни находился, к каким бы презренным уловкам не прибегал, я не успокоюсь, пока не узнаю всей правды. Клянусь, что истинный убийца тоже окажется в могиле!
* * *
С кладбища все (кроме лейтенанта, которому дали понять, что в поместье он нежелательная персона) отправились на поминальный ужин. Лишь агент Скотланд-Ярда, сославшись на срочные дела, решил откланяться:
— Я уезжаю со спокойной совестью, ибо зло уничтожено, — объявил детектив, крепко пожимая руку графу на прощание. Затем, повернувшись к графине и её дочерям, мордатый господин старший инспектор почтительно поклонился им и приподнял котелок: — Ещё раз примите мои соболезнования, и можете быть уверены: больше вашей семье ничего не угрожает.
