Изувер-хирург говорил так, словно речь шла о пошиве костюма или изготовлении модного аксессуара:
— Я мог изуродовать тебе лицо — сделать косым, косоротым, пучеглазым, растянуть рот от уха до уха, удалить дёсны или вместо носа соорудить свиной пятачок — так, чтобы при одном взгляде на тебя люди испытывали неудержимый приступ хохота. Мне было под силу заставить тебя всю жизнь говорить уморным петушиным голоском.
Словом, я мог сотворить из тебя всё, что угодно, ибо постиг искусство, исчезнувшее в Европе, там, где оно ещё живо. Но у меня был знакомый, владелец одного из самых успешных цирков Европы…
* * *
До этого дня Ричард был уверен, что не помнит себя другим. Не помнит, как его калечили, не помнит боли. Но сейчас, слушая доктора, вдруг ярко увидел смутный образ из своих первых жизненных впечатлений. Как будто хранившийся на самом донышке сознания кусочек далёкого туманного прошлого каким-то чудом всплыл на поверхность. Вот какой-то человек, чьё лицо и весь облик воспринимались мутным пятном, гладит его по голове. Затем подносит к его губам чашку с горячим отваром и силой вливает в горло вонючую горькую жидкость. После этого он разворачивает укладку с вставленными в кармашки блестящими инструментами и берёт в руки кривой нож…
Ричард почувствовал сухость во рту и в волнении прошептал:
— Я помню вас!
— Ерунда! Ты не можешь ничего помнить — наставительно покачал головой хирург. — В таком возрасте дети ещё слишком малы, чтобы что-то запоминать. Кроме того, в отличие от варварских способов компрачикосов, я использовал наркоз. Твоя мать просила лишь об одном, чтобы ты не слишком страдал. И то, что я сотворил с тобой, является шедевром. Я соединил секреты мастеров Китая и Индии с новейшими на тот момент достижениями медицины и хирургии.
— Вы сказали, что моя мать знала о том, что вы собираетесь со мной сделать?! — перебил его Ричард.
— Лично я с ней не говорил, но мне передали её просьбу не слишком мучить тебя. А ещё назвать Ричардом, если переживёшь операцию. И как видишь, я исполнил, как первое, так и второе. Хотя риск действительно был огромный.
Доу словно ждал слов благодарности. Ричард недоумённо с тайной дрожью взглянул на его руки с тонкими музыкальными пальцами, затем перевёл тяжёлый взгляд на благообразное и немного надменное лицо, на котором гордость собой и ностальгия сменяли друг друга при воспоминании и прошлом:
— Старый греховодник Томазо Апполони, отец нынешнего хозяина твоего цирка, сразу ухватился за моё предложение. Тогда его очень волновал вопрос, что будет, когда выступавший у него знаменитый «человек-слон» совсем одряхлеет из-за многочисленных болезней и не сможет делать кассу.
— Да, я слышал о нём.
— А ты слышал, что Апполони начинал карьеру всего с трёх кибиток? Их жалкий цирк-шапито, словно цыганский табор скитался по свету, редко заезжая в приличные места. Рыночные площади в грязных забытых богом местечках — вот была их постоянная сцена. Но постепенно скопив немного денег, Апполони решил организовать «цирк уродов». Тогда это было очень популярное развлечение, и дело обещало стать прибыльным. Актёров он собирал по ночлежкам и притонам. Чтобы не умереть с голоду обиженные судьбой калеки охотно соглашались демонстрировать себя жадной до таких зрелищ толпе.
Но главным бриллиантом в его новой труппе стал один паренёк, у которого из-за редкой болезни сильно деформировалась голова и тело, из-за чего он казался монстром, на которого никто не мог взглянуть без дрожи. Мать просто выгнала непутёвого сыночка из дома на улицу, где его и подобрал итальянец и превратил в «звезду». Вскоре гастроли его цирка уже стали проходить по крупным городам. Хотя парень обладал тонкой романтической натурой и даже писал стихи, Апполони демонстрировал его публике как опасное животное и грёб деньги лопатой. Мой приятель разбогател и стал владельцем большого цирка, в который пригласил лучших художников по декорациям, инженеров и машинистов сцены. Он превращался в магната, и всё благодаря человеку-слону.
Но ближе к двадцати годам у главной звезды труппы обострились болезни, и стало понятно, что долго он не протянет. И тогда старый пройдоха задумался над будущим своего предприятия…
* * *
До побережья Ла-Манша оставалось всего семьдесят миль. Остановившись пополнить запасы топлива, Ричард заодно решил немного подкрепиться. Потягивая кофе и закусывая пончиком в машине, он вспоминал, с какой гордостью хирург рассказывал подробности той операции, которая из человека превратила отданного ему мальчика в звероподобного монстра. Какого невероятного мастерства потребовала пересадка волчьей шерсти. Как ему приходилось кусочками снимать детскую кожу и на её место пересаживать фрагменты свежеснятой волчьей шкуры (для чего приходилось регулярно приобретать у охотников туши убитых зверей). Процесс оказался невероятно длительным и сложным. Приходилось бороться с естественным процессом отторжением человеческим организмом чужеродной ткани…
При этом доктор умолчал, что процедура эта была невообразимо болезненной. И когда заканчивался наркоз несчастный малыш ужасно страдал. Несколько раз из-за развившихся инфекций пациент оказывался на волосок от смерти. Ранее доктор уже успел потренироваться в подобных операциях, но предыдущие его пациенты либо умирали, либо сходили с ума. Однако на этот раз ему сопутствовала удача.
Следующим этапом трансформации человека в волка стало селективное пресечение голосовых связок — так, чтобы единственным звуком, который мог издавать ребенок, было ворчание или рыки, напоминающие звуки, издаваемые зверем (со временем Ричард всё же научился делать так, чтобы его речь воспринималась как человеческая).
Дабы усилить впечатление от облика оборотня, когда он вырастет, хирург поломал младенцу некоторые суставы и срастил их так, чтобы со временем волчонок смог передвигаться на четвереньках.
«Лечение» дополнялось специальной мясной диетой и введением некоторых гормонов, чтобы усилить процесс «озверения», в частности спровоцировать Гипертрихоз — усиленный рост волос на теле и лице.
— Но ты не должен обижаться на меня, мальчик, — сказал ему хирург под конец их беседы, — ведь благодаря мне ты стал сверхчеловеком. Ты вызываешь ужас и почтительный трепет. Зрители верят, что ты настоящий оборотень, людоед, которого поймали в горах. За это тебе платят огромные деньги. А мог бы остаться никем. Презренным попрошайкой. Или лежать в могиле.
Глава 77
В порту Дувра чиновник пароходной компании узнал знаменитость и попросил расписаться на карточке-визитке. Такие фотооткрытки в виде рекламы распространялись цирковой компанией по всей Европе. На ней Ричард представал в самом ужасном и «звёздном своём обличье.
Вокруг него немедленно возник ажиотаж. Поэтому Ричард не любил когда его узнавали. И предпринял меры, чтобы этого не случилось: поднял воротник, до глаз замотался шарфом-косынкой, надвинул на лоб свою широкополую калабрезу, и не снимал перчаток даже когда заполнял таможенную декларацию. Но всё оказалось напрасно. Позабыв обо всём на свете, публика набросилась на него. Одни с любопытством и страхом тыкали в Ричарда пальцами; другие боязливо протягивали всё, что оказывалось под рукой для автографов; третьи норовили исподтишка дёрнуть за густую шерсть на шее или незаметно срезать прядь густых рыжих волос; или оторвать что-нибудь от одежды на память. Это сопровождалось возгласами восторга и страха, улюлюканьем и свистом. Французы подобно итальянцам не умели скрывать эмоции и всегда реагировали на появление знаменитого «чудовища» очень бурно. В начавшейся давке его запросто могли «порвать на сувениры».
