–Ты врёшь.
–Мне нет резона говорить неправду,– обижаюсь я.– Да, мы знакомы всего пару дней, ты можешь верить мне только на слово, но…
–Тик, хватит!
Кит бросает в костёр несколько веток и поднимает сердитый взгляд.
–Она права: какой смысл сочинять сейчас сказки? Да и что она могла знать, живя в Городе? Не её вина, что в своё время мы допустили ошибку.
–Не мы,– насупившись, отвечает Тик. Он покачивает раненную руку, будто усмиряет боль. Мне жалко его, и Кит, и всех остальных. Мне никто не объясняет, кто они – эти заблудшие, но, как видно, они доставили немало огорчений лесным жителям до моего прихода.
–Мы, Тик, мы, пускай нас и не было здесь в то время. Всё, что происходило, происходит и будет происходить здесь, касается каждого из нас вне зависимости от наших желаний. И если прежде была допущена оплошность, кроме нас разгребать последствия некому. Сель, ты теперь с нами, думаю, тебе полезно будет узнать, что так расстроило нас в твоём рассказе.
Она легко перепрыгивает бревно, кивком указывает следовать за ней.
–Доброй и мирной ночи, господа.
Я скомкано прощаюсь, чувствуя повисшее в воздухе напряжение. Догоняю Кит. Она уверенно может пройти ночью с одного конца лагеря на другой, но для моего спокойствия в её руке горит фонарик.
–Конечно, Лама знает гораздо лучше меня,– говорит Кит, пока мы идём по тропинке.– Но никто не скажет, где он сейчас. Лама сам себе хозяин, бродит часто в одиночку по лесу, иногда безоружный. Геройствует, хотя кто-то сочтёт это за безрассудство.
–Думаю, он знает, что делает,– делюсь своим мнением на этот счёт.
Кит оставляет реплику без ответа. Тропинка петляет между деревьями и кустами, огибает кособокий муравейник. Фонарик выхватывает стволы, за нами по земле ползут чёткие тени. Кит приводит меня в домик, похожий на медпункт, только более вытянутый, и окон здесь больше. Прикладывает палец к губам, взмахом ладони останавливает меня и одна заходит внутрь. Вскоре возвращается обратно, в руках её тонкое покрывало.
–Порядок. Всех перевели сюда. Идём.
–Куда?– мне не терпится услышать обещанную историю.
–На дерево. Там сегодня никого, поговорим в спокойной обстановке.
Смотрю наверх и словно чувствую натёртые сотнями ладоней деревянные ступени. Долгий подъём в темноте не приносит радости, но выбора нет. И, обречённо вздыхая, плетусь за девушкой.
-Устраивайся удобнее, разговор может затянуться.
Кит успевает забраться в гамак, дожидаясь, пока я догоню. Хоть с каждым разом забираться всё легче, но за девушкой мне пока не угнаться. Тяжело дыша, опускаюсь на соседнюю лежанку. Рядом Кит бросает покрывало.
–Под утро станет холодно,– отвечает она на не заданный вопрос.
Словно забыв про обещание рассказать обо всём, она теребит в руках фонарик, разглядывает его. Наконец, замечает моё нетерпение, с улыбкой поднимает голову.
–Смотри.
Она откручивает крышку, протягивает фонарик мне. Внутри множество проводков – все серые в темноте, батарейки, несколько лампочек. Пожимаю плечами, я не понимаю, к чему это.
–Видишь, сколько всего скрывается под неприглядной оболочкой маленького фонарика? В этом мы с ним похожи. Ты видишь только оболочку, знаешь лишь то, что лежит на поверхности. И сейчас я собираюсь показать часть того, что внутри.
–Часть?– невольно вырывается у меня разочарованное.
–Чтобы узнать всё, нужно прожить среди нас не одну жизнь, Сель. Нужно быть одновременно каждым из нас. Так вот, я раскрою тебе ещё одну из сторон нашей жизни, не самую приятную для жителей лагеря, и это не так-то просто. Я ведь даже не знаю с чего начать. Если коротко, многое останется неясным. А если полностью… Впрочем, ночь впереди длинная. Итак, это случилось давным-давно.
Множество лет назад, никто точно и не знает, когда это точно произошло, порядки в Городе ужесточились. Тюрьмы повсеместно закрыли. И в качестве наказания людей теперь переселяли в другие зоны. Город и прежде был поделён: самой главной считалась центральная зона, и от неё, как круги от брошенного в воду камня, расходились остальные. Теперь же различия стали очевиднее, для перехода между зонами необходимо было получить разрешение. Переселения запретили: необходимо было соблюдать баланс. Они производились лишь по приказу охраны и переселяли исключительно нарушителей закона. Но вскоре и это правило претерпело изменения: переселять стали только тех, кто не достиг совершеннолетия. Если нарушителем был взрослый, охрана забирала его детей или других родственников, не достигших девятнадцати лет. Объяснялось это просто: таким образом охрана манипулировала жителями. Они жили в вечном страхе разлуки с близкими, с теми, кто ещё не в состоянии постоять за себя. Были, конечно, и те, кого это не останавливало, но очень малый процент. Нельзя сказать, стало ли меньше нарушений, по крайней мере, не больше. Подобный уклад мало кого устраивал, но протестовать опасались.
А потом случилось самое страшное. До сих пор неясно: то ли сбой в системе, то ли детоприёмники в зонах переполнились, но некоторых стали выселять в лес. Их родителям и другим родственникам не открывали правды, они расставались с детьми в полной уверенности, что те, пускай и среди чужих людей, всё же в безопасности. И даже для тех, кого выселяли – за свои провинности, что реже, или за чужие – до последней минуты оставался загадкой пункт назначения. Каждый из них думал оказаться в одной-двух зонах от родного дома, но не в лесу, нет.
–Выживали не все,– голос Кит мрачен. Девушка сидит, нахохлившись, вновь переживая страшные воспоминания.
–Все, кто живут здесь – случайные жертвы?
–Да,– кивает она.– Жертвы. Я не верю, что есть на свете такое преступление, за которое кого бы то ни было, а тем более ребёнка, стоит оставлять в лесу наедине с собой и с миром, настроенным против него. Сель, не все погибали от голода или диких зверей. Некоторые, не обязательно, кто послабей, не выдерживали такого удара. Тик…
–Что Тик?
–Не знаю, стоило ли мне заговаривать об этом… У него был брат-близнец. Тик-Так называли их дома. Братьев и сестёр практически никогда не отправляют вместе, но их отправили. Так был младшим. Тик до сих пор винит себя в его гибели. Хотя, что он мог сделать одиннадцатилетним мальчишкой? Когда Тик уснул, его брат ушёл к озеру. Он не умел плавать и не вернулся. Только следы остались, ведущие к берегу. Он боялся всего, он так и не смог привыкнуть к лесной жизни. Но они были вдвоём, будь они среди нас… Тика нашли вскоре после этого случая. Видела на складе часы?– вдруг выпрямляется она.– Это Тик. Тащит их отовсюду, где находит. Боится утратить связь с братом, говорит, так чувствует его. Никогда не заговаривай с ним об этом. Прошло шесть лет, но он не забыл, нет.
–А что же заблудшие?– вспоминаю я.
–Ах, да. Прости. Я знаю о них не так много. Около семидесяти лет назад среди нас возникли разногласия. Они едва не привели к войне. Поселение раскололось на два лагеря. Те, которых мы называем заблудшими, их было меньшее число, ушли дальше в леса. Кажется, добровольно.
