–Отдыхаешь?
Вздрогнув, приподнимаю голову. Лама подобрался неслышно, сидит рядом, отрешённо глядя на купающихся. Будто не со мной разговаривает.
–Привет,– отзываюсь рассеяно.– Что-то случилось?
Он не появился бы просто так, без повода. С последней ночи в зоопарке мы практически не пересекались, он словно растворился.
–Да,– честно признаётся он.– Мне нужно уйти.
Мысли выстраиваются в логическую цепочку. Он никогда никого не предупреждает об отлучках и если сейчас обратился ко мне, это может значить только одно.
–Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?
–Да. Одевайся, хорошо? Встретимся через полчаса в лесу.
–Где именно?
–Просто иди туда,– он машет рукой в сторону.– Я найду.
Я киваю. Когда подхожу к озеру, он уже скрывается среди деревьев, никем не замеченный. Я знаками объясняю Кит, что пойду. Девушка кивает и машет. И тут же уходит под воду: на неё напрыгивает осмелевшая Мира.
В лесу воздух свежий, прохладный. Волосы ещё влажные после купания и капли, ползущие по коже, холодят шею. Лама и вправду сам быстро находит меня, появляется на одной из боковых тропинок и без обиняков переходит к разговору.
–Недавно Стэл разыскал на складе интересный приборчик, вроде того, что принесли из зоопарка. На него можно записывать. И он почти каждую ночь включает его, какой-то эксперимент проводит. А сегодня утром засел прослушивать записи. Как думаешь, что он там обнаружил?
Я пожимаю плечами.
–Не тяни, пожалуйста.
–Мира во сне бормочет какие-то цифры. Один раз довольно-таки чётко. Я их записал на всякий случай.
–Только цифры?– оживляюсь я. На записи переговорника из зоопарка произносятся ещё и буквы.
–Да,– кивает он.– Я тоже об этом подумал, Сель. Записал и сверил. Нет, это что-то другое. И тем не менее, я не оставлял бы это без внимания. Слишком много совпадений. И мне они не нравятся. Как будто кто-то специально подбрасывает нам шифры. Знать бы ещё – зачем.
–Но что ты предлагаешь? Куда мы должны идти?
–Сейчас сказать не смогу, прости. И даже не потому, что не доверяю или нельзя. Я и сам точно не знаю. Это не близко, придётся уйти на несколько дней. Может, даже на неделю. И теперь вот скажи: не побоишься ли ты? Согласишься пойти неизвестно куда, неизвестно зачем?
В голове проносятся кое-какие подозрения. Спросить? Глупости, наверно. Или нет? Внутренне я разделяюсь на две части, и они противоречат друг другу, тянут в разные стороны. Если догадки верны, никто не может гарантировать наше возращение. Но разве Лама часто просит о помощи? И разве мне самой не хочется раскрыть быстрее тайну?
Он с облегчением выдыхает, когда я киваю. Боялся, не соглашусь? Я хмурюсь: не получается разделить его радость. Но решимость нарастает, и что-то внутри подсказывает: решение верное. Единственно верное в сложившейся ситуации.
–Когда идём?
–Сейчас,– он ловит мой удивлённый взгляд.– Чем раньше, тем лучше. Впереди полдня до темноты.
Он ведёт меня в сторону от лагеря обходными путями. И вдруг исчезает из виду. Я растеряно кручусь на месте, пока под ноги не падает мой рюкзак, под завязку набитый чем-то. Вслед за ним появляется Лама, в руках держа такой же полный рюкзак.
–Прости, пришлось доложить кое-чего. Твои вещи на месте.
И не оставляя времени на размышления, он увлекает меня за собой в чащобу.
Сосновые стволы как спички, тонкие, гладкие. Словно светятся в темноте, белеют. Верхний слой коры тонкий, проведёшь рукой – свернётся в шарик, разожмёшь ладонь – ветер подхватит чешуйки и унесёт прочь. Воздух лёгкий, пропахший смолой и свежестью. Недавно прошёл дождь, передвигаться теперь тяжелее: почва обильно пропиталась влагой. Остаются на ботинках крупные комья земли, ноги скользят. Пальцы сжимают длинную толстую палку: идти, опираясь на неё, легче, и можно пробивать путь в зарослях. Тропинки пропали уже под конец первого дня пути, а сейчас четвертый. Хватились ли нас в лагере? Ламу вряд ли. Меня – почти наверняка. Что решат на мой счёт: сбежала, потерялась?
–Привал,– врывается Лама в мои мысли. Сам он уже сидит на поваленном стволе, кинув рюкзак в ноги.
Я с тяжёлым вздохом падаю рядом. Болит всё: начиная шеей и заканчивая пальцами на ногах. Жизнь в лесу определённо пошла на пользу, я окрепла, стала более выносливой. Но такой поход мне пока не по силам. Каждый мускул, каждая клеточка отзывается на последующий шаг. Но самой просить об остановках язык не поворачивается: промедление может дорого стоить, нельзя терять ни минуты. Снова вздыхаю и ложусь, скинув прежде ботинки, с наслаждением вытягиваюсь во весь рост. Ствол мягкий, поросший мхом, будто тепло от него идёт.
–Ты не засыпай только,– просит парень извиняющимся тоном.– У нас полчаса.
–Постараюсь,– отзываюсь, лениво шевеля губами. Внимание отвлекает белка, прыгающая с ветки на ветку над нами. Отталкивается легко и словно взлетает. И совсем не боится. Но вскоре она исчезает среди деревьев. Я снова поворачиваюсь к Ламе.– Откуда ты знаешь, что мы правильно идём?
–Чувствую,– уходит он от ответа.– Я нередко брожу по лесу.
–А зачем?
–Что значит – зачем?– удивляется он.– Это наш дом, разве тебе не хочется узнать его лучше?
«Мне хочется выбраться отсюда и жить нормальной жизнью»,– думаю про себя, но, конечно же, не говорю вслух. Не знаю, при каких обстоятельствах и когда он попал сюда. Похоже, настолько давно, что уже и забыл, каково это – быть городским жителем, ходить не по земле, а по вымощенным улицам, во время дождя раскрывать зонт, а не мокнуть под деревьями, не оглядываться по сторонам, ожидая нападения. Хотя с последним можно поспорить: охрана пугает не меньше диких зверей. Звери – они хотя бы предсказуемые, не станут трогать, не испытывая чувство голода.
–Не нравятся мне эти тучи,– бормочет Лама, запрокидывая голову.– Нам пора, Сель. Отдыхать будем ночью.
Подавив обреченный стон, сползаю со ствола и натягиваю ботинки. Ноги ноют: отекли от долгой ходьбы. Пальцы вялые от усталости, и шнурки норовят выскользнуть. От спешки путаюсь ещё сильнее и злюсь на саму себя. Наконец, я готова, и мы, подхватив рюкзаки, движемся дальше. Я нет-нет, да посматриваю вверх. Неба практически не видно, что сумел разглядеть там Лама? Но он прав, даже здесь, в лесу, атмосфера меняется. Воздух делается тягучим, тяжёлым, плотным. Так и идём наперегонки – мы и гроза. Шаг за шагом отдаляемся от лагеря, хотя не могу сказать наверняка, в какой он теперь стороне: столько раз менял направление проводник.
Через несколько часов, с наступлением сумерек, я окончательно обессиливаю. Лама, ушедший довольно далеко вперёд, кричит, что дальше выдвинемся с рассветом, пора готовить ночлег. Сил не остаётся даже на улыбку. Пока добираюсь до спутника, путаясь в ногах и волоча за собой рюкзак, весь потрёпанный и перепачканный, Лама успевает наломать ветви – основу будущего шалаша. В таком мы проводим каждую ночь после начала похода. Сверху накидывает пушистые сосновые лапы. Внутри уютно, тепло, правда, свет практически не проникает сквозь редкие щели. Но утром, если погода не испортится окончательно, шалаш зальёт светом восходящее солнце.
