Решиться страшно. Очень. Но не за себя. Имею ли право так рисковать другим человеком, самым близким, самым важным? Ответа никто не даст. Никто не принимает настолько важные решения за других. Да и разве расскажешь? Не одобрят – это мягко сказано.
Стараясь не шуметь, достаю из рюкзака одежду – ту самую, которую собирал еще Эрик. Чёрные джинсы и серый свитер с высоким горлом. Надеваю поверх комбинезона заблудших, с которым почти что срослась в последние дни. Рассовываю по карманам необходимое: фотографии, пластину с запиской, ключи. Протягиваю руку, хватаю с соседнего гамака кепку Кора с надломленным козырьком. Теперь не привлекая внимания добраться до выхода, словно осматриваясь. Они спохватываются слишком поздно. Спрыгивая с гамака, наблюдатель сбивает с ног Кора, и оба падают.
–Не смей!
Возмущённый оклик будит Миру. Она приподнимается на локте, непонимающе смотрит на них, на меня.
–Простите. Я не могу иначе. Если не вернусь до темноты, уходите и не вздумайте искать меня.
Пока никто не опомнился, вылетаю за дверь, бегом по извилистому лазу наверх. Перед самым выходом замираю, прислушиваясь. Кажется, никого. Выползаю, поспешно отряхиваюсь от земли. Когда в спину ударяет отчаянное "Сель", я уже далеко, и вековые стволы глушат крик.
Это ребячество. Нельзя. Нельзя, нельзя! Но ноги сами упорно ведут к Городу. Не знаю, каким чудом не натыкаюсь на посты. Пару раз, заслышав голоса, падаю в траву и сдерживаю шумное от волнения дыхание. Один патруль проходит так близко, что чувствую запах пота, слышу, как скрипит кожа ботинок. А они? Они слышат, как стучит мое сердце – громче, чем звук удара о металл? Ладошки потеют от страха. Но патрульные проходят мимо, они не верят, что кто-то может подкрасться настолько близко, они не заметят меня, даже столкнувшись нос к носу.
Ключ от потайной калитки со мной, на связке с ключами от дома. Но не стоит рисковать напрасно, днём тем путём невозможно пройти незамеченной. Я ползком добираюсь до дыры под забором, сдвигаю маскировочную листву. Сердце колотится всё сильнее, и вокруг ничего не слышно от его грохота. Несколько мучительных мгновений – голова, живот, ноги. Вскоре листья вновь ложатся обратно, маскируя подкоп. Не хватает воздуха, но я рывком поднимаю себя с земли. Секунды безжалостно убегают в небытие. Нужно спешить.
Город совсем не меняется. Всё те же дома и улицы, по-прежнему немноголюдные. Задерживаюсь у стеклянной витрины: все ли в порядке, не выглядывает ли комбинезон заблудших? Нет, я ничем не отличаюсь от других девушек, живущих в пограничной зоне. Непритязательная одежда, короткие русые волосы, взгляд под ноги. Нарушает образ лишь длинная тонкая царапина на щеке – полоснуло веткой. Уже на ходу стряхиваю зацепившийся за ворот сухой лист.
Возле больницы пусто. Поколебавшись, сажусь на перила. Козырек кепки надежно закрывает лицо, и всё равно я смотрю себе под ноги. Но удача на моей стороне: сидеть долго не приходится.
–Вы кого-то ждете?
Бросаю быстрый взгляд на девушку. Я помню её, встречала когда-то, навещая Эрика. Она только-только перешагнула порог совершеннолетия.
–Да,– горло сдавливает удушливый спазм. Я откашливаюсь и говорю чуть громче.– Но я сильно спешу. Вы знаете Эрика? Он из отделения хирургии.
Подумав, девушка кивает.
–Передайте, пожалуйста, вот это. Он поймет.
Я отстегиваю один из ключей со связки. Остается надеяться, что Эрик по-прежнему не запирает второй замок. Сидеть в подъезде под дверью я не решусь.
–Ещё что-нибудь?
Я качаю головой. Девушка скрывается за дверью, и я быстрым шагом удаляюсь прочь. Идти совсем недалеко, но на всякий случай выбираю окружной путь и петляю меж домов. И вот до боли знакомая дверь. Пальцы сами набирают код, быстрее, чем вспоминаю последовательность цифр. Подъёмник, подрагивая, ползет вверх. Я права: Эрик не изменяет старым привычкам. Заперт только один замок, второй, который иногда заедает, не тронут. Остается толкнуть дверь, перешагнуть порог. Но я стою, и передо мной проносятся картинки из прошлого. Вот возвращаюсь со школы, и родители ещё живы и встречают меня. А вот, уже повзрослевшая, я одна, а Эрик на очередном дежурстве. Или это после взрыва во многоэтажке, когда он не возвращался почти неделю, а потом пришел – посеревший, осунувшийся. Но свежее всего – последний вечер. Ловлю прощальный взгляд брата, а он отворачивается. Всё в тумане от слез, и я вхожу словно в этот туман, а не в квартиру.
На первый взгляд ничего не изменилось. Только чем дольше разглядываю знакомые вещи, тем очевиднее бросается в глаза запустение. Может, ему тяжело возвращаться в пустую квартиру? На столе крошки и пыль. Пыль на подоконнике, на шкафу.
–Эрик, Эрик, прости.
Скидываю кепку и привожу комнату в порядок. Мусор в пакет, влажная тряпка поглощает пыль. А после сама забираюсь под душ. Вода едва теплая, но я всё стою, стою, отмывая грязь, пот, страх.
В зеркале я и не я. Сложно привыкнуть к той, что смотрит из отражающей поверхности. А Эрика всё нет. Понял ли он мой знак? А что если ключ передали не тому человеку? Что если он не узнал и не вернется сегодня домой?
Чтобы скоротать время, достаю фотографии. Общие откладываю в сторону, меня интересует только Дэри. Раньше я любила рисовать. И сейчас что-то толкает взять карандаш и лист бумаги. Вскоре на нём появляются очертания мужчины. Он похож… На кого он похож? Стираю случайную складку на переносице, и сходство пропадает.
–Глупость какая.
И что-то меняется в воздухе. Он вдруг делается плотным. Нет, звонким. Тягучим. Ключ не сразу попадает в замок, как будто трясутся руки. Но вот он поворачивается. Эрик входит, и взгляд у него такой, что хочется рассмеяться, но я плачу.
А дальше все сливается, смешивается. Эрик сминает, прижимает так крепко, что воздух с хлопком выходит из меня, и получается только пропищать что-то неразборчивое. После отстраняет, жадно всматривается, кусает губы.
–Я знал. Я знал,– повторяет он.– Я знал.
Мне тревожно. А что если услышат соседи? Прижимаю палец к губам, успокаивая его. Эрик затихает, хоть и с трудом, и продолжает глупо улыбаться.
–Ну, говори же.
Говорить – что? Я молчу, уже не плачу, но молчу. Я не могу найти нужных слов. Эрик смотрит на меня, прищурившись. Пальцы жестко сжимают подбородок, заросший щетиной. А раньше он брился.
–Сель?
Ты же понимаешь, Эрик. Ты все понимаешь, просто не хочешь поверить.
И он в самом деле понимает. Вздрагивает всем телом, и в глазах животный ужас.
–Сель, скажи, что это неправда!
И его боль ощущаю как свою.
–Сколько у тебя времени?
Мало, слишком мало. Я достаю пластину, протягиваю ее брату. Тот вертит передатчик, поднимает вопросительный взгляд.
–Мне нужно узнать, что хранится здесь,– голос у меня неожиданно хриплый и подчиняется с трудом.– Как это сделать?
