«Не верь им»,– слишком много вопросов для одного утра. Нужно поговорить с ней. А я ведь даже не помню её имени.
-Не верь им.
Она догоняет меня по пути домой, подстраивается под мой шаг.
–Ты ведь тоже понимаешь, что-то не сходится в их версии. Не дай им себя запутать, довольно того, что остальные поверили. Собака,– она презрительно фыркает.– Ну, правильно, откуда нам знать.
–На то и расчёт,– отвечаю осторожно.– Мы не могли подвергнуть их слова сомнению.
–Но подвергли. И теперь обсуждаем это на улице среди дня. Понимаешь?
–А что тут понимать?– пожимаю плечами.– Прямое нарушение закона.
–А ты смелая.
–Ты тоже.
Её уши краснеют. Она понимает, о чём я.
–Это вышло случайно. Мне давно хотелось поговорить, но дома боятся, когда поднимаю такие темы. Хотя ничего запретного нет! Вот и сорвалась на уроке. Смешно звучало, да?
–Нет. Мне кажется, ты не одна об этом думаешь. Просто никто не решился бы спросить такое, в голову не придёт. А о какой книге ты говорила?
–Она про города и страны. Я её нашла. Родители как-то узнали о том разговоре, сдали её в центральное книгохранилище. Там многих страниц не хватает. И половина текста не по-нашему написана, буквы непонятные. Некоторые похожи, но получается нелепый набор значков.
Интересно, где нужно ходить, чтобы найти такую книгу? Но спрашиваю другое:
–Выходит, языки других стран могут отличаться от наших. Как голоса животных отличаются между собой. Да?
Она задумчиво пожимает плечами.
–Лучше мне уйти сейчас. Я понимаю, это смешно, но спиной чувствую, как следят за нами. Как идут шаг за шагом, слушают. Глупости,– она натянуто улыбается и ускоряет шаг, почти срывается на бег. Но оборачивается, чтобы спросить:
–Как думаешь, какое наказание нам придумают, что будет завтра?
И убегает, не дождавшись ответа. Да и что я могу ответить?
На следующий день доска наказаний и объявлений пустует.
Всё когда-нибудь кончается. Спустя несколько дней разговоров всё меньше, спустя неделю наш класс оставляют в покое, словно и не происходило ничего. Нам тоже не до разговоров, приближается пора экзаменов. Страшнее остальных для меня основы медицинского дела и ежегодный осмотр. С первым можно разобраться: несколько раз Эрик проводит меня тайком на свои дежурства, на практике помогает навёрстывать пробелы. Но что делать со вторым… На осмотре придётся расстаться с бинтом. И татуировка неизвестного происхождения окажется на виду. Что сказать в своё оправдание? А ведь спросят, спросят, откуда она. Ни ластик, ни порошок не помогают. В голове назойливо крутится одна и та же мысль. Страшно, но разве есть выбор? И я решаюсь.
Чтобы вернуться засветло и не попасться охране, приходится пропустить один школьный день. Влетит вдвойне: и от Эрика, если узнает, где была, и от учителей. Что ж, из двух зол выбираю меньшее.
Я не собираюсь заходить в лес, но предосторожности лишними не будут. В шкафу брата хранится много интересных вещей. Надеваю медицинский корсет для поддержки позвоночника, затягиваю на свой размер. Улыбаюсь отражению. Не знаю, для каких целей Эрик принёс его, но вещь надёжная, защита что надо. Поверх футболка и тёплая кофта на молнии и с капюшоном. Карман штанов идеально подходит, чтобы спрятать складной ножик – маленький и острый. Волосы туго перетягиваю резинкой и убираю под кофту. Новый взгляд в зеркало: я готова. Жаль, Эрик в больнице. Впрочем, в таком случае шансы уйти незамеченной свелись бы к нулю.
Утренние улицы на удивление оживлённые. Приходится основательно поплутать между домов. Ситуация с поездами до сих пор напряжённая, перевозки пассажиров отменены все до единой. Исключения сделали лишь для школьных экскурсий. Девушка, идущая к станции, не смогла бы не вызвать нехороший интерес. Но мне и не нужно к станции.
Лаз под забором на месте. Пересекаю городской цветник, иногда останавливаюсь, словно любуясь цветами, и шаг за шагом приближаюсь к цели, к маленькой дверце, которой пользуется охрана. Ключ в носке. Неудобно, зато надёжно. Наклоняюсь, провожу несколько раз по ботинку. Со стороны смотрится, будто стираю влагу от оросительной системы. Ключ незаметно перекочёвывает в ладонь. Минута – и я на свободе.
Сколько дней не выходила за Город? Воздух дурманит, кружит голову. Кусаю губы, расползающиеся в улыбке, и бегу в сторону железной дороги. Стараюсь держаться окраины поля, мелкие деревья и кустарник надёжно прикрывают со спины и по бокам. Несколько раз приходится тормозить, заслышав голоса патрульных. Ничком лежать в траве, а после вновь подрываться и устремляться вперёд.
И вот конечная цель моего забега. Кладу ладонь на рельсу и слушаю. Сначала долгий покой. Но постепенно нарастает вибрация, едва заметная после долгого ожидания, и вовсе незаметная, когда не ждёшь. Перестук колёс проникает под кожу и привычно бежит по венам, разгоняет кровь. Поезд всё ближе. Ноги сами относят меня в укрытие и в нужный момент срываются с места и пружинят, подбрасывая тело вверх. Ветер бьёт навстречу, пытаясь сбросить. Руки срываются с непривычки. Тяжело дыша, проникаю в тамбур между вагонами. Локоть, где ободрала кожу, неприятно щиплет, но сейчас не время жалеть себя. Долго прислушиваюсь, собирая остатки решительности. Ничего не происходит. И я прохожу в вагон. В первый вагон. В тот самый, куда запрещено заходить.
Первый вагон не для пассажиров. Там ездит охрана, перемещаясь на большие расстояния. Но чаще всего он пустует. Для обычных пассажиров остальные вагоны – со второго по шестой. За ними крепят ещё несколько товарных тележек.
В вагоне никого. Можно выходить, и всё-таки добираюсь до конца, чтобы окончательно убедиться. И только после этого разворачиваюсь и ехидно усмехаюсь уголками губ. Охота началась.
Проверяю вагоны один за другим, заглядываю под сиденья. Никого. Все девять вагонов пусты. Дальше несколько открытых товарных тележек, как и на всех поездах. Перебираюсь в первую, дожидаюсь замедления хода и прыгаю. Удар по насыпи сильно отдаёт в пятки и колени. Скатываюсь вниз по камням и встаю лишь после того, как растворяется в воздухе перестук колёс.
Это только первый поезд. Нельзя раскисать так сразу, нельзя! И дальше – гонка. Из поезда в поезд, из вагона в вагон. Руки дрожат от напряжения, ноги гудят, в животе урчит от голода, а я упорно иду вперёд, уже ни на что не надеясь. Пинаю с досады дверь. Последний. Последний вагон. А сколько их за спиной? Не сосчитать. Сажусь прямо на пол, размазываю по щекам слёзы обиды. Всё бесполезно. Я не найду тех, кто оставил на моей руке эти проклятые отметки, и через две недели меня ждёт что-то страшное. Да и с чего я вообще взяла, что те ребята вновь запрыгнут на один из поездов?
Поезд дёргается, движется рывками. Рывок – остановка, рывок – остановка. Пора выбираться. Вытираю и без того влажной ладонью лицо, ладонь вытираю о штаны. В тамбуре выглядываю в окно. Места незнакомые, похоже, заехала дальше обыкновенного, либо свернули на один из боковых путей. Стекло давно разбито, подтягиваюсь, уговаривая руки не подвести и не дрожать, осторожно выбираюсь наружу. Времени на группировку и прицеливание не остаётся: слишком поздно замечаю мост впереди. Падаю, распластываюсь на камнях. Воздух комом застревает в груди и горле. Мысленно благодарю Эрика: без корсета моё тело давно превратилось бы в сплошной синяк. Несколько минут пытаюсь отдышаться, соскребаю себя с каменной насыпи, плетусь обратно.
