Не преуспел зодчий и в деле внешнего вида своего детища. Фасады делового корпуса представляют собой равномерную сетку огромных окон, которые ясно говорят о назначении здания. Но Кузнецов как будто испугался собственного рационализма и в соответствии с архитектурной модой попытался украсить «Деловой двор» деталями в духе русского классицизма – портиками, полуциркульными окнами, куполом. То, что получилось, восторгов не вызывает. Самый большой портик, почему-то оказавшийся на уровне четвертого этажа, «украшает» собой угол, выходящий на площадь и Китайский проезд. Но украшение это весьма сомнительно, поскольку портик подвешен к стене на совершенно не классических тощих консолях и, кажется, вот-вот рухнет на голову отважившегося войти в ворота прохожего.
В описаниях «Делового двора» иногда встречаются утверждения, что портик и купол, поставленные архитектором напротив Варваринской башни (ныне не существующей) Китайгородской стены, составляли вертикаль, согласованную с башней по силуэту и пропорциям
[24].
Вряд ли подобную точку зрения можно признать обоснованной. Неуклюжий портик «Делового двора» выглядит отнюдь не вертикалью, а скорее горизонталью. Вдобавок кое-как прилепленный к стене на уровне четвертого этажа, он своей тяжестью придавливает лежащую под ним угловую часть здания со столь же широким и непропорциональным арочным проездом. А что касается приземистого купола, то он слишком слаб и некрасив, чтобы о каком-то его сопоставлении с башней можно было говорить всерьез.
Главный корпус «Делового двора». Архитектор И. С. Кузнецов. 1913 г.
Еще более уродливо «классическое» украшение главного входа в гостиницу со стороны Варварской площади. Узкий торец корпуса Кузнецов задекорировал полуротондой с коринфской колоннадой и куполом. Многоэтажному зданию подобное убранство подходило как корове седло.
А вот в чем зодчий преуспел, так это в технической части. При строительстве использовались самые передовые проектные решения, в частности, очень широко применялись железобетонные конструкции.
Да и вообще, «Деловой двор» оказался очень кстати, когда Москва вновь стала столицей. Огромные залы комплекса прекрасно подходили для размещения всевозможных государственных ведомств и организаций.
Гостиница «Деловой двор». Архитектор И. С. Кузнецов
Среди них оказался и Народный комиссариат тяжелой промышленности, в 20–30-х годах занимавший значительную часть здания. Этот факт заслуживает внимания потому, что наркомат оставил по себе солидную память, соорудив на южной стороне участка еще одно здание, прекрасно вписавшееся в ансамбль всего комплекса. Им стала наркоматовская поликлиника, построенная в 1934 году по проекту Д. Н. Чечулина.
Подобно Кузнецову, Чечулин также прибег к классике, но, в отличие от коллеги, обратился не к копированию деталей убранства, а к общим принципам построения архитектурной композиции. Западный и южный фасады четырехэтажного здания расчленены крупными плоскими пилястрами, которые на аттике продолжаются небольшими сдвоенными пилястрами
[25]. Промежутки между ними украшены одиннадцатью довольно удачными барельефами на темы медицины, гигиены, физической культуры: «Солнце, воздух, вода», «Зарядка», «Горное солнце», «Водолечение». Некоторые из рельефов повторяются дважды. Изваяли их скульпторы И. Ф. Рахманов, Махтина, Струковский (к сожалению, имена этих скульпторов выяснить не удалось), Г. И. Кепиков, супруги А. А. и О. М. Мануйловы
[26].
Особенности варварской архитектуры
У начального участка восточного радиуса, то есть у Варварки и Славянской (бывшей Варварской) площади, есть одна особенность, выделяющая его среди прочих проездов московского центра. Это поистине поразительное обилие расположенных вдоль нее «пизанских башен» местного масштаба, то есть наклонных, падающих колоколен. Так и хочется в названии улицы поставить ударение на первом слоге – уж больно варварскими выглядят результаты строительных работ в этом древнем уголке Москвы.
Прежде всего, Покровский собор (храм Василия Блаженного), стоящий у самого начала улицы… Не стоит пугаться – шедевру древнерусских мастеров, одному из архитектурных символов Москвы, пока ничего не грозит: все составляющие его церкви стоят прямо. Но вот прилепленная к храму с тыла шатровая колоколенка… Мало того что своими лапидарными, традиционными формами и приземистостью противоречит торжественности ансамбля вертикалей храма, так еще и накренилась набок! Все впечатление портит!
Наклонная колокольня церкви Максима Блаженного
При дальнейшем движении по улице встречается еще одна валящаяся колокольня – на этот раз при храме Максима Блаженного. Правда, падение ей не грозит. Примитивное ампирное строение 1829 года настолько кургузо, что, кажется, не свалится, даже если наклонить его под углом градусов в 30.
Очередным звеном в цепи «пизанских башен» могла бы стать колокольня Знаменского монастыря. Но ее отклонение от вертикали сделалось угрожающим еще в конце XVII столетия, и колокольню поспешили снести. Жаль, не понимали наши предки, на каких достопримечательностях можно строить туристический бизнес. Ведь та же Пизанская башня стала гордостью Пизы. А на московской Варварке – целое созвездие падающих башен, правда, не столь высоких. Зато много!
Наконец, там, где Варварка (думается, уже есть весомые основания поставить ударение на первом слоге) выливается в бывшую Варварскую площадь, стоит легендарная церковь Всех Святых на Кулишках. Что бы там ни рассказывали сомнительные предания о ее мемориальном значении, наиболее интересной чертой храма является очередная наклонная колокольня.
Итак, четыре «пизанские башни» вдоль одной улицы! Подобное печальное достижение вполне достойно книги рекордов. Все же чрезмерную строгость к строителям прошедших веков проявлять не стоит. Конечно, их просчеты налицо, но уж слишком неподходящими для строительства были гидрогеологические условия окрестностей Варварки. Тяжелый рельеф – косогор с резким уклоном к Москве-реке – определял интенсивную работу подземных вод, на протяжении веков вымывавших грунт из-под фундаментов. Повысить устойчивость своих творений зодчие пытались устройством свайных оснований. К сожалению, использованные ими в качестве свай тонкие и не слишком прочные сосновые бревна начисто сгнивали всего за век-полтора, образуя неравномерно распределенные в толще земли пустоты.
