Самый ужасный из таких пожаров красочно описан в обстоятельном рассказе московского старожила П. И. Богатырева, публиковавшемся в 1906–1907 годах в одной из московских газет
[56]. Под пером мемуариста местом страшной катастрофы стала конечно же Рогожская слобода.
Согласно повествованию, в шесть часов вечера 2 июля 1862 года загорелся один из деревянных домов слободы. По разошедшимся спустя несколько дней слухам, там варили варенье. На улице стояла жара, дул довольно сильный ветер, и спустя час пылала вся улица. В Рогожскую собрались пожарные всех частей, но противостоять набравшему силу среди деревянной застройки пламени они не могли. Не помогло и прибытие высшего начальства, включая самого генерал-губернатора.
Поднялась настоящая буря, в воздух летели пылающие головни, клоки сена, рогожи. В полночь огонь охватил все три Рогожские и Воронью улицы, горели 165 домов. Загорелся и расположенный неподалеку склад, на котором хранился весьма нужный в то время продукт – деготь. Поднялся черный удушливый дым, из прогоревших бочек вытекали огненные реки.
Паника охватила не только жителей Рогожской слободы. Обитатели соседних местностей торопливо вязали узлы, готовясь покинуть свои жилища при приближении огня. Для поддержания порядка и предотвращения мародерства были вызваны воинские части. Пожарные ломали еще не горевшие избы и лавки, надеясь лишить пламя пищи.
Страшный пожар пылал три дня и три ночи, после чего начал сам по себе стихать. Рогожская слобода превратилась в огромное пепелище.
Автор описания этого поистине ужасного бедствия приводил бередящие душу подробности несчастья. Указание точного времени события внушало доверие ко всему рассказу. Благодаря этому относительно недавно он был перепечатан в почтенном сборнике воспоминаний московских старожилов
[57]. Но попытка проверить сообщаемые Богатыревым сведения привела к удивительным результатам. Ни одна из выходивших в 1862 году московских газет не уделила внимания жуткому (согласно Богатыреву) пожару, хотя в них исправно описывались обгоревшие чердаки отдельных хибарок и загорания курятников. Можно допустить, что сведения о пожаре в силу каких-то высших соображений были засекречены. Но подобное предположение выглядит маловероятным, поскольку в том же 1862 году практически все газеты (с явного одобрения властей) широко расписывали столь же страшный пожар Апраксина рынка в Питере. Этот пожар послужил поводом для массовых репрессий против «поджигателей» (то есть студентов-«нигилистов»). В тех же целях вполне мог быть использован и огромный рогожский пожар. Однако о нем – ни слова.
Остается предположить, что повествователя подвела память. Как-никак со дня описываемого пожара до публикации его описания прошло почти полвека, и автор мог попросту перепутать дату. Но никаких упоминаний о трехдневном пожаре не встречается в газетах ни за июль 1860-го, ни за июль 1861 года, ни в последующие три-четыре года.
А может быть, вся страшная история просто придумана? Ведь трудно допустить, что маленькие двухэтажные домики могли полыхать целых три дня. Так что рассказ Богатырева сомнителен во всех отношениях. Несмотря на это, он продолжает практически полностью переписываться современными историками
[58].
И уж совсем странная история приключилась с одним из наиболее видных москвоведов. Основываясь на одной фразе (весьма сомнительной) из рассказа Богатырева, гласящей, что после пожара Рогожская слобода захирела настолько, что ее улицы оставались пустынными аж до 1886 года (чего, как будет ясно из дальнейшего, не было и быть не могло), он отнес сам пожар к тому же 1886 году!
[59] Надо ли говорить, что в этом году, как, впрочем, и в 1862-м, крупных пожаров в Рогожской слободе не отмечалось.
Когда горела Рогожская
Зато исправно выгорала будто бы захиревшая и запустевшая Рогожская слобода в другие годы, поскольку хиреть и пустеть она не собиралась. Правда, ямщицкий промысел быстро пришел в упадок, когда в 1861 году открылась железная дорога от Москвы до Нижнего Новгорода. Первоначально стальные пути от Кускова до Рогожской слободы проложили вдоль Владимирского шоссе, но вскоре по настоянию московских властей их перенесли, и они прошли южнее Рогожского кладбища
[60]. Пассажирская станция и вокзал разместились у Нижегородской улицы, рядом с Рогожской слободой. Близость вокзала стала важным благоприятным фактором, позволившим рогожцам найти себе другие прибыльные занятия.
Наплыв путешественников вызвал определенное оживление в округе, в том числе и в Рогожской слободе. На ее улицах стали открываться постоялые дворы, маленькие гостиницы, лавки. Хотя выходившие на улицу дома были с виду каменными, их внутренние конструкции выполнялись из дерева, а во дворах в изобилии стояли также деревянные навесы, сараи, сеновалы. Так что гореть было чему.
Один из многочисленных постоялых дворов, расположенный в квартале между Вороньей, Андроньевской и 1-й Рогожской улицами, стал причиной следующего большого пожара 30 мая 1871 года. Огонь вспыхнул около четырех часов дня, его скорому распространению способствовали дворовые постройки, в том числе длинные навесы для лошадей, конечно же деревянные. Под навесами лежало сено, давшее обильную пищу пламени. К тому же дул сильный ветер, и через несколько минут пожар перекинулся на девять соседних домов и принял столь устрашающие размеры, что для борьбы с ним пришлось вызвать все пожарные части города. Но воды поблизости не оказалось, так как пожарный водоем близ Андроникова монастыря оказался пустым – его ремонтировали. Пожарные бочки пришлось гонять к ближайшему колодцу. В половине пятого прибыла паровая пожарная машина Пятницкой части, которую поставили у пруда рядом с вокзалом Московско-Нижегородской дороги. Затем прекратили поступление воды из Мытищинского водопровода в Таганский и Красноказарменный бассейны, направив ее в Андрониковский. Обилие воды внесло перелом в развитие событий, и, хотя к этому времени горели владения общей площадью около десятины, в шесть с половиной часов дальнейшее распространение пламени было остановлено. Последние очаги тушили уже ночью. В огне погибло девять жилых домов и много лавок по Андроньевской улице. К сожалению, бедствием воспользовались праздношатающиеся элементы, во всеобщей суматохе разграбившие ренсковый погреб и магазин колониальных товаров Прокофьева
[61]. Впрочем, эти заведения все равно были уничтожены огнем.
В отличие от событий девятилетней давности на сей раз московские огнеборцы показали себя с лучшей стороны, сумев в считаные часы предотвратить распространение пламени. Небольшой прогресс в пожарном деле был налицо. Но до полного совершенства было еще далеко.
