Дуся не мог больше терпеть. Многострадальные женщины здесь были в явном большинстве и уже приготовились обрушиться на единственного мужчину со всем гневом, ежели тот вдруг что сделает не так. Дуся и сделал не так. Он плюнул на все приличия, засунул голову в дверь и скорчил скорбную гримасу.
– Валерия Валерьевна! Мою сестру, Левашову Анну, только что увезли на сохранение! Срочно нужна ее карточка! – заверещал Дуся, не обращая внимания на пациентку, которая при виде его вскочила и стала швырять в наглеца бумагами, которые сгребла со стола врача.
– Ой… а я не Валерия Валерьевна… – испуганно лопотала девчонка. – Она вышла… А карточка…
– Срочно! Человек погибает! Она беременная была! – нагонял Дуся панику, а за его спиной уже вовсю волновались ожившие дамы.
– Дайте мужику, чего он просит! Видите, невмоготу человеку! Погибает! – не вдаваясь в детали, орали пациентки и норовили под шумок проскользнуть в кабинет без очереди.
– Ой, да я не знаю… Я тут только практику прохожу… А чего надо-то? – не знала, куда деться, девчонка. Она, может, и сбежала бы вовсе, но дверь плотной толпой забронировали обозленные женщины. – Валерия Валерьевна отлучилась ненадолго… Только на субсидии документы подать… Она обещала скоро быть…
– Человек умирает!
– Да мы все здесь скоро поумираем в этой очереди! На субсидии! Эдак ее до конца месяца не будет!
– А я вот в прошлый раз приходила, так она появилась токо к концу приема! Прибежала и даже смотреть ничего не стала, таблетку сунула и выпнула! Отдавай мужику бумажку! Мужик, чо те надо-то?
– Мне нужна карта! Посмотрите, неужели не знаете, где документы хранятся? – голоса Дуси почти не было слышно.
– Фамилия как? – чуть не рыдала девчонка.
– Левашова! Анна Левашова!
Практикантка принялась рыться в шкафу, очередь рычала, пациентка в кресле обещала всем открутить руки, ноги, а заодно и голову, а пока, чтобы не терять времени, она разбирала кресло на составные части. Девчушка отыскала бумаги, сунула их в руки Дуси, пинками вытолкала возмущенных женщин и захлопнула дверь. Очередь быстро угомонилась, и только из-за запертой двери было слышно, как пациентка гневно клеймит позором всю медицину в общем и отдельных ее представителей в частности.
Дуся несся в ближайший супермаркет. Это он там видел такой ящичек, который может сделать любую копию. А ему и нужны были копии, все-таки больничные документы нужно вернуть на место. Влетев в магазин, он отыскал ящичек и приставленную к нему девушку. Девушка уныло жевала жвачку, и, судя по кислому выражению лица, жизнь в данный рабочий момент ее не радовала.
– Девушка, мне надо… чтобы было много… – задыхаясь, попросил Дуся.
– Отксерить? – двигая челюстью в разные стороны, вяло спросила дива.
– Ну… сделайте хоть что-нибудь!
Через пять минут у него в руках была полнейшая копия карты Левашовой Анны Викторовны. Дуся даже не стал разглядывать. И поспешил назад, в консультацию.
– Девушка! – снова припал он к окну регистратуры. – Возьмите карту.
Девушка молча посмотрела, как он выложил карту на стол, и снова отвернулась к окну. Неизвестно, что сегодня там показывали, но весь день работница в белом обращала свой взор только туда.
Сегодня Дуся был без машины. Ксения только добросила его до дома Анны, и поэтому добровольному сыщику пришлось найти укромное местечко, чтобы без помех разобраться в документах. В кармане шелестело несколько десяток, и Дуся, не раздумывая долго, направился в небольшое кафе. В такое время дня за столами еще никого не было, а может, посетители и вовсе не баловали кафе на отшибе своим вниманием – как бы там ни было, Дуся сидел один. Его столик был в углу, среди раскидистой искусственной растительности. Он заказал себе кофе, пару пирожных и в ожидании заказа развернул бумаги.
Конечно, большую часть записей он не смог разобрать. У врачей, оказывается, изобретен совершенно непонятный, свой язык. И захочешь прочитать, а не сумеешь. И все-таки кое-что было написано по-русски. Вот, например, графа – мать. Черным по белому написано – Левашова Анна Викторовна, полных лет – двадцать. А отец какой-то… Левашов Виктор Федорович! Пятидесяти пяти лет. Вот так. Это что же, Левашова была замужем за каким-то старичком и попутно изменяла ему с таким же зрелым Воротиловым? С ума сойти! Девчонки просто помешались на полувековых мужчинах! Ага, вот. Беременность восемь недель, это что? Уже два месяца, значит? Интересно, а сколько времени Левашова дружила с Алексом? Может, это его ребенок? Нет, надо определенно разыскать эту Левашову, и пусть она сама все расскажет.
Дуся собрал бумаги и огляделся. Кофе и пирожные ему так и не принесли, да он уже и не хотел. Он встал и направился к выходу.
– Юноша! Юноша, постойте! – преградила ему дорогу агрессивная женщина в синем фартуке с прической «Овца-блудница». – А рассчитаться?!
– Позвольте… За что? – удивился до крайности Дуся.
– То есть что значит, за что?! А за кофей? А за пирожное «картошку»?!
– Я не заказывал «картошку».
– Правильно! Вы заказали эклеры. Но у нас их сроду не делали, поэтому вам записали «картошку», она стоит дороже!
– Да какая разница! Я ни эклеров, ни «картошки» не ел! – начал терять терпение Дуся. – И кофе ваш не пил!
Женщина стояла насмерть. Она растопырила руки и не собиралась расставаться с деньгами.
– Ну и что, что не ели! Надо было чуток подождать! Мы, между прочим, не все здесь сами печем! Вот за вашей «картошкой» специально человек в кулинарию побежал, и чего теперь – он со своими кровными денежками расставаться должен?
Дуся не стал испытывать терпение. Он выложил противной бабе столько, сколько она сказала, и вырвался на свободу.
Глава 7
Мешок недоразумений
Не успел он отойти и четырех шагов, как его снова поймала работница кафе.
– Вот, возьмите! Нам чужого не надо! – злобно ткнула она ему в руки широкую коробку из-под обуви, где были навалены пирожные «картошка».
– Я что, так много заказывал? – удивился Дуся.
– А вы что, хотели, чтобы для вас из-за одной штучки человек незнамо куда мотался? Берите, не вредничайте! – Насильно пихнув коробку, женщина отправилась обратно, вызывающе виляя бедрами.
Дуся растерянно сел на скамейку возле остановки и сунул одно пирожное в рот. Стало сладко, но никакого удовольствия не наблюдалось. Нет, он и сам любил такие колобки, но за столом, за чашечкой чая, а чтобы так, на остановке… Везти к Ксении коробку не хотелось, такими кулинарными изысками их не удивишь, Марфа Николаевна, чего доброго, и обсмеять может. Ясное дело, пора пить чай с мамой. Дуся, конечно, звонил матери, сообщал о гибели Алекса, спрашивал про ее дела, но одно дело – звонить, а совсем другое – вместе пить чай, пусть даже молча.
