По дороге вспомнила, что отныне она не на боевом факультете, и слезы снова навернулись на глаза, она стала реветь, как маленький ребенок, громко, в голос, села на ступеньки. Она плакала, понимая, что не получит желаемого. Уж Равен Лавель об этом позаботится!
За ее спиной в коридоре послышался голос:
— Чего плачешь?
— Ректор выгоняет с курса и переводит на зельеваренье, — утирая слезы, пожаловалась ведьма доброму голосу.
— Дурак этот ректор, я ему всегда говорил, что он неправильно управляет академией. Молодой еще и горячий.
Девушка обернулась.
Перед ней стоял давешний веселый старичок с посохом на плече и позвякивающей авоськой в руке. Волосы его топорщились во все стороны больше обычного. Приземистого старичка покачивало.
— Вставай, — добродушно сказал он и сунул авоську в руки адептке. — На, помоги дедушке, чтобы он смог помочь тебе.
Девушка, будучи хорошо воспитанной, взяла сетку со склянками из рук старика. Ноша была туго набита круглыми ретортами. Узкие вытянутые горлышки заткнуты пробками. Внутри плескалась мутная жидкость. Что-то подсказывало ведьме, что в колбах не травяные настойки.
Покачивающийся старик подхватил адептку под локоть, закинул посох обратно на плечо, и они пошли, шатаясь. Время от времени престарелого мага заносило вбок, и он тянул ведьму за собой. Девушка выравнивала старичка, последний посохом показывал направление.
Развеселый маг использовал магию в быту, что, кстати, было строго-настрого запрещено в академии. Концом посоха он указывал на дверь, и та распахивалась перед ним.
Доставить старичка до места назначения оказалось трудно. Во-первых, он не желал идти по прямой. Во-вторых, вел ее какими-то потайными коридорчиками и обходными путями, словно прятался от кого-то.
В результате они свернули в центральную башню и, поднявшись по служебной лестнице, вошли в огромную библиотеку. Прошли, а вернее, прошатались в соседнюю комнату, которая оказалась кабинетом с внушительным резным столом, с драконами по углам и кучей бумаг сверху.
Отцепившись от адептки, дедок покачнулся, направился к столу, по дороге воткнул посох в кадку с фикусом. Подойдя, он воровато запихал под него авоську со склянками. Взял с кресла пурпурную мантию и одел ее. На груди были вышиты гербы всех двенадцати академий страны.
Перед Айрис стоял аркканцлер — глава всех академий и архимаг страны.
— Подойди ближе, Ик! — скомандовал старик.
Девушка подошла. Архимаг требовательно протянул ей руку. Айрис доверчиво вложила свою руку в пухлую с короткими мозолистыми пальцами ладонь.
— Орис-Манн-Ик-Вингейт! — изрек дедок.
Сила вырвалась, закружилась вокруг, сорвала со стола бумаги и подбросила их в воздух. Вокруг них образовался смерч из листов. Бумажная стена отгородила их от остального мира. Магические всполохи оплели сцепленные запястья, покружились вокруг и растворились. Ветер утих, волосы адептки опали, пурпурный балахон мага перестал развиваться, как бельевая веревка в ветреный день. Пол кабинета был весь усыпан академическими циркулярами, как земля листьями.
Руки расцепились, девушка удивленно посмотрела на свою ладонь.
— Что это было? — неуверенно спросила она.
— Как что? Заклинанье слияния крови. Я тебя усыновил, тьфу, удочерил! — воскликнул довольный маг.
У девушки отпала челюсть.
— То есть как… — не поняла она.
— Как, как, кверху каком! — нахмурился старик. — Я закадычный друг этого покойного хрыча, аркканцлера Энгуса, да перевернется он в могиле и постучится лбом о крышку. Этот вредный старикашка — мой друг детства, я ему должен был, да не успел вернуть должок. Так как я могу это лучше сделать, кроме, как проследить за тобой, его приемной дочерью? В конце концов, какая тебе разница, чьей быть дочерью — одного аркканцлера или другого? Хочешь конфетку? — старый беззаботный мухомор довольно вынул из кармана мантии ириску и сунул ее в руку ошарашенной девушке.
— Или хочешь на факультет травников и целителей? — хитро прищурился он, засовывая вторую ириску за щеку.
— Не… — помотала ведьма головой, которая еще не до конца пришла в себя и держала ириску на раскрытой ладони. — На боевое! — только и выдавила она из себя.
— Разрешаю! — весело воскликнул маг, жуя ириску.
Синий подол юбки выскользнул из-за пояса, и куски древесины застучали по полу.
— А это что у нас такое? — качнулся вперед маг и цапнул подлетевший к его ногам обломок метлы.
— Да вот, я нашла в мусоре… — замялась девушка, стало стыдно. Наверно, ковыряться в отбросах не престало дочке аркканцлера, только она не чувствовала пока в себе ничего особенного, она все еще оставалась сама собой. Но жизнь ее уже встала с ног на голову. — Кто-то выбросил, может… может, можно починить?
Архимаг приложил обломок к уху и зажмурился.
— Я хотела попытаться склеить…
— Тихо! — шикнул на нее маг, карие глаза блеснули из-под прикрытых век.
— Еще живая… — довольно проговорил он. — Нет, склеить ее не получится, вещь магическая, только срастить. Если найдешь нужное заклинание, — старик кивнул головой в сторону библиотеки, — то она и команды понимать сможет. Приходи в мою библиотеку. Оно точно, где там.
Аркканцлер передал кусок деревяшки девушке, та вновь завернула его в подол. Маг поморщился, девушка сверкала нижней юбкой, но ничего не сказал.
Радостная Айрис, как на крыльях, вылетела из центральной башни и поскакала в сторону женского общежития.
Старик уселся поудобнее в кресле, закинул коротенькие ноги в сандалиях на крышку стола, нагнулся, позвенел под ним и достал из ящика небольшую обгоревшую по краям магическую карточку.
На фоне деревянного терема стояли трое: красивая светловолосая ведьма с веселыми морщинками в уголках глаз, старик, улыбающийся от уха до уха, а между ними — маленькая девочка, держащая их за руки. Аркканцлер вынул пробку и провозгласил тост:
— За тебя, старый хрыч, чтоб тебе на том свете икалось! — и выпил.
* * *
Придя домой, девушка первым делом сняла с себя ненавистное платье. Разложив его на кровати, она нависла над ним, занеся нож над головой. С другой стороны подбиралась к произведению портновского искусства Фоля, пощелкивая клешнями.
Мурлыка сидела на подоконнике, рассматривая, как пестрые кусочки кружев и лент взлетают в воздух и опадают как осенние листья. Последний вопль моды постепенно превращался во что-то удобоносимое. Довольная проделанной работой троица улеглась спать.
В первый же день лета Айрис вылетела в дозор вместе со всеми. На гладком лифе её вызывающе ультрамаринового платья не было ни рюшечки, ни кусочка кружева. С порога академии ее провожал нежданный-негаданный родственник. Покачиваясь, пьяно икая, он помахал в воздухе рукой, толстый посох, как всегда, покоился на его плече. Из окна ректорской башни за вереницей взлетающих следил хмурый взгляд.
