– Для начала – прочти сей документ, а детали мы обсудим потом.
Трясущимися руками Семенов осторожно взял «магический» документ, якобы способный исправить его безнадежное положение. Под действием спиртного голова соображала весьма туго, поэтому Егор Петрович неоднократно прочитал содержимое, никоим образом не вязавшееся с его спасением от должностного расследования.
– Ну и?… – растерянно посмотрел он на улыбающегося Логинова. – «Предоставить в распоряжение… для этапирования». Дима, я не понимаю.
– Ты на подпись посмотри, – улыбнувшись, посоветовал майор.
Семенов перевел рассеянный взгляд вниз, протер глаза и вновь перечитал написанное. На какое-то время старый служака впал в полнейший ступор и с полуоткрытым ртом уставился на Дмитрия, словно видел его в первый раз. Наблюдая за товарищем, Логинов сокрушенно покачал головой, поднялся с места и плеснул в стакан подполковника добрую порцию виски.
– Ты, Петрович, выпей – полегчает. И присядь – в ногах правды, как ты знаешь, нет. Я тебе сейчас все растолкую.
Семенов оторопело опустился в свое кресло, послушно выпил и, ловя каждое слово, внимательно выслушал длинный монолог собеседника. По мере повествования лицо Егора Петровича все больше вытягивалось и, когда Логинов наконец закончил, своим выражением напоминало нерадивого ученика, выслушивающего речи мудрого учителя.
– Вот так – просто?! – изумленно протянул он.
– Ты считаешь, что человек, расписавшийся здесь, неспособен решать подобные вопросы? – вопросом на вопрос ответил майор.
– Да… – потрясенно выдохнул Семенов и внезапно встрепенулся: – А как же местные СМИ?!
– Поверь, Егор, там уже все улажено – ни слова о произошедшем здесь не попадет в эфир. Пойми ты: учения у вас происходили! По возможному устранению беспорядков во вверенном тебе объекте.
– А погибшие? А зачинщики бунта?! – находясь на грани нервного срыва, воскликнул подполковник.
– С погибшими – разберемся! – сухо ответил Логинов. – В этом направлении уже работают, так что не бери в голову. Теперь что касается зачинщиков и наиболее отличившихся… – На секунду майор умолк и, взглянув прямо в глаза собеседника, словно гипнотизер, негромко и твердо произнес: – …все они приговорены к пожизненному заключению; приговор уже вступил в силу и обжалованию не подлежит. С этой минуты они переходят в мое распоряжение, и я займусь их этапированием к месту исполнения наказания.
– Но ведь даже я пока что не знаю подробностей произошедшего в полном объеме! – потрясенно промолвил Егор Петрович. – Нужно проводить внутреннее расследование, устанавливать личности виновных, устраивать очные ставки! А ты говоришь – приговор вступил в силу! – Он сокрушенно помотал головой. – В отношении кого – вступил?!
– А вот как раз этим, дорогой мой друг, мы сейчас и займемся! – Логинов вновь широко улыбнулся и хлопнул подполковника по плечу. – Распорядись принести личные дела и медицинские карты подопечных.
Семенов послушно кивнул и с мольбой поднял на майора растерянный взгляд:
– Слушай, Дим, ради чего все это?
Взгляд Логинова внезапно стал жестким и неприветливым.
– А вот этого, Петрович, я тебе сказать не могу. Сам понимаешь – служба!
Седой
Уже третьи сутки страдали заключенные в тесном купе столыпинского вагона. Жара в это лето была в буквальном смысле невыносима. Что уж говорить про узников, которых в количестве четырнадцати человек затолкали в настоящий ад на колесах. Несмотря на то что все остальные камеры были свободны, зэков, словно животных, забили в одну – так было удобно конвоирам. Вообще-то конвой был приятно удивлен этим необычным спецрейсом – в таком малом количестве никто из них еще не перевозил заключенных. Если бы не адская жара, то поездку можно было бы назвать увеселительной.
– Седой, может, чифиру замутим? – лениво поинтересовался пожилой зэк, смахнув капли пота с куполов церкви, вытатуированной на широкой груди.
– А мотор у тебя не накроется? – мрачно ответил мужчина лет тридцати с небольшим и взъерошил свои абсолютно белые от седины короткие волосы. – Коваль, на твоем месте я бы поостерегся – годы не те.
– И то правда! – вздохнул Коваль. – Когда после бунта прессовали, скрутило, аж жуть!
– Это сколько ж здесь градусов?! – свесившись с верхней полки, воскликнул молодой щуплый парень.
– Полтинник, если не больше! – важно ответил Коваль и шутя щелкнул молодого по носу. – Не маячь – без тебя тошно.
– Эй, командир! – крикнул дородный, весь покрытый потом мужчина и несколько раз ударил своим кулачищем по решетчатой двери камеры.
В коридоре послышались тяжелые шаги, и вскоре сквозь решетку на арестантов воззрилась недовольная рожа конвоира.
– Чего надо? – прохрипел сержант, вытирая форменной кепкой вспотевший лоб.
– Слышь, командир, воды принеси! Глотки пересохли – сил нет!
– Потерпишь. Через пару часов на место прибудем, так что – собирайте манатки. – Здоровенный детина наигранно зевнул и, развернувшись, направился восвояси.
– Хрен тебе в ухо! – процедил сквозь зубы толстяк и крикнул уже громче: – Куда прибудем-то?
– Там все и узнаешь! – раздалось из глубин «продола».
– По ходу – в Карелию едем, – подал голос сверху Череп. – Ночью конвой что-то про Петрозаводск лопотал.
– Странно как-то все, – задумчиво произнес Седой и почесал переносицу, от которой к скуле протянулась белая полоска шрама. Зеленые глаза смотрели в одну точку, а лоб парня был нахмурен. – Ни суда, ни допросов – взяли и повезли…
– Раньше думать надо было, – буркнул толстяк и недобро сверкнул водянистыми глазами, – когда капитану шею сворачивал. Теперь вот все едем – незнамо куда.
Седой ответил ворчуну холодным, словно блеск отточенного лезвия, взглядом и промолчал. В отличие от него, Коваль не смог оставить без внимания отпущенную реплику – длинными худыми пальцами с синими перстнями он схватил за кадык недовольного и, с силой сдавив, прошипел:
– А что бы ты, сука, делал, если бы тебе стволом в лоб уперлись?! Пацан все по понятиям сделал – не забздел. За это ему везде уважуха будет – куда бы ни попал. А ты, мразь, только о своей поганой шкуре думал, когда кипиш поднялся. – Коваль залепил толстяку широкой ладонью в лоб, отчего тот свалился на пол.
– Да ладно, Коваль, ну его – пусть живет, – миролюбиво вмешался Седой. – Не хватало еще самим в этом собачнике перегрызться.
Коваль криво усмехнулся и недовольно покачал головой:
– Смотрю я на тебя, Серега, и удивляюсь: вроде не блатной, а пацан правильный – не подкопаешься. Ты чем по жизни занимаешься, если не секрет?
– По жизни – живу! – улыбнулся Седой. – А ты, если на исповедь развести меня задумал, сан священника получи для начала!
