В остальном его семья за прошедший год не изменилась. Обе жены были крепкие, телистые, в замужних головных уборах – платках с «рожками», под которые были собраны все волосы. Одной уже далеко за тридцать, второй – хорошо если девятнадцать. Детишки шебутные, здоровые. Ну и сам кузнец – мохнобровый жгучий брюнет с курчавой бородой и ручищами толщиной с весло «Лебёдушки», облачённый в красную рубаху и просторные штаны. При виде обережников он сделал шаг и пробасил:
– Здрав будь, воин удалой Воислав Игоревич! – с достоинством отвесил поклон Вакула.
– И тебе здравия, мастер почтенный, – варяг ответил малозаметным, но всё-таки кивком.
– Здравия и вам, вои сильные, отведайте угощения в знак почтения моего и проходите в дом, гостями будете дорогими.
Старшая жена Вакулы поднесла обережникам блюдо с яством желтоватого цвета, скорее напоминавшим пюре, чем напиток. На деле это оказался кисель, щедро сдобренный мёдом, с кусочками хлеба. Его можно было руками есть, что и сделал Клек – собрал пятернёй желтоватый комок с хлебным мякишем и запихнул в рот. И ничё, Данила после него отведал угощение (отказаться – значит обидеть) – не отравился. Наоборот, показалось весьма вкусно: пряно и сладко.
– Ну, проходите быстрее, други, во двор, остальная снедь стынет, – захохотал Вакула, когда жена вернула ему пустое блюдо, уступая дорогу.
За тын, громыхая грузом, проехала телега, за ней вошли обережники. Застолье у кузнеца, конечно, было не столь роскошным и разнообразным, как в домах купцов, – из мяса, к примеру, была одна только зайчатина, – но зато куда более тёплым и уютным, будто с другими обережниками у костра сидишь, только ещё ребятишки рядом кружатся, норовят ножны меча потрогать.
И тем не менее Вакула накормил и напоил всю компанию от пуза. Поднимал тосты, восхваляя силы и славу удачливых обережников, произносил здравицы на будущий удачный поход – Воислав рассказал ему, что он теперь человек, считай, самого киевского князя. Словом, вёл себя как настоящий радушный хозяин.
Когда здравицы в честь удалых гостей и щедрого хозяина, а также мудрого и сильного Владимира Святославича были произнесены, высокий тон застолья быстро сошёл на нет и атмосфера стала непринуждённая. Вуефаст с Шибридой отошли облегчиться, Данила решил, что настал удобный момент задать интересующий его вопрос:
– Вакула, ты человек уважаемый, многих знаешь в округе?
– Что есть, то есть, – согласился кузнец, жуя лепёшку.
– Не слышал ли ты о таком человеке: он охотник вроде, зовут Кумарь? Такой русоволосый, с короткой бородой, на лицо красив, из полян, кажется.
«Точные приметы, конечно, ничего не скажешь!»
– Я нескольких знаю по имени Кумарь. Тебе какой нужен?
– Тот, что в деревне где-то в вашей округе живёт.
– В деревне? – Вакула задумчиво поскрёб бороду.
Данила ещё сильнее напряг память:
– О, вспомнил, он с купцом Жорохом дела ведёт, а тот челядью торгует в Киеве.
– Хм… Вроде слышал о таких, но насчёт купца тебе лучше у него самого спросить. Есть у нас в городе такой торговый гость Жорох, что челядинами торгует, он мне обод для колеса заказал. Спроси его, может, это он и есть.
– А где живёт?
– Да не торопись ты, он до Праздника у нас собирался остаться, а до него ещё три дня.
– Молодец у нас шибко купцами интересуется, что живым товаром торгуют, – хитро сказал Клек, с подтекстом.
– Жорох продал меня тому, кто продал меня на Перунов остров в жертву, – честно ответил Данила. – Братья, но я не хочу им мстить: ни купцу, ни Кумарю, хотя бы потому, что благодаря им я встретил вас. Но Кумарь знает одну вещь, которая очень важна для меня, и я её из него вытяну, – Данила несильно ударил кулаком по столу.
– Слова достойного мужа, – вдруг провозгласил Воислав, воздевая кружку к потолку. – За нашего друга, Даниила Молодца!
– За Молодца! – прокричали остальные.
Данила с удовольствием выпил за себя любимого. И тут же его кружку наполнила слабоватой бражкой та самая смутно знакомая девчушка. Молодцов, от неожиданности и удивления, ну и от выпитой бражки ещё, даже умудрился ложку смахнуть со стола. Девочка хихикнула, быстро наклонилась, подняла её и ушла на женскую половину комнаты.
– Что, не узнал? – с издёвкой спросил Вакула.
– Неа… Кто это такая?
– Это-то? Наська, внучка Житко. После его гибели она с нами стала жить.
Житко был деревенским старостой, приютившим Данилу после побега с Перунова острова, местный сельскохозяйственный гений, за что и получил прозвище: «жито» – по-здешнему «хлеб».
– Наська, Наська… Это та самая девчонка, которую я в лесу встретил?
– Ага, она первая увидела, как ты из реки выбирался, где тебя русалки за пятки дёргали.
– А что за русалки? – спросил Клек.
– Это я потом расскажу. Да, помню, а ещё она дорогу к вашей деревне указала, иначе бы я полдня по лесу плутал.
– Да, хорошая девка, умная. Правда, больно упрямая и с норовом, но хорошая. Подросла, уже скоро замуж выдавать будем.
– Сколько же ей лет-то?
– Да уж четырнадцать годков, через годик на выданье, как раз дозреет всё, что надо.
Вакула приложился к кружке, а Данила глянул на юную, совсем невинную девочку. Скоро её детство кончится, если оно у неё вообще было, ей предстоит рожать детей каждый год, впахивать по двенадцать часов в сутки и к тридцати годам превратиться в скрюченную старуху. Почему-то Молодцову захотелось, чтобы этой девочке, помогшей ему просто так, по доброте душевной, досталась лучшая судьба. Он так внимательно рассматривал Наську, что не заметил взгляда Улады, тоже направленного на девочку, но неодобрительного.
В дом вошли Шибрида и Вуефаст.
– Вовремя вы вернулись! – воскликнул Клек. – Сейчас Даниил нам поведает историю о том, как его русалки за мужество дёргали!
Его обращение было встречено дружным хохотом. Пока все драли глотки, младшая жена Вакулы налила Клеку мёд из кувшина и невзначай потёрлась о его руку грудью. Варяг этот знак внимания принял как должное, а Данила заметил, поскольку не слишком смеялся произнесённой шутке. Но, естественно, никак не стал на это обращать внимания, а вместо этого с улыбкой поведал историю о своих приключениях в Днепре-реке после того, как его едва не принесли в жертву Перуну.
К вечеру веселье стало идти на убыль, всё чаще приходилось выходить из дома по естественной надобности. Минус слабоалкогольных напитков – очень уж много их надо выпить, чтобы опьянеть.
Данила изрядно окосел, когда почувствовал увесистый шлепок по спине, – Вакула. Молодцов ожидал разговора в стиле «Ты меня уважаешь?», но тут заметил, что взгляд у кузнеца вполне осмысленный:
– Пойдём, Даниил, у меня есть что тебе показать, – сказал он.
