Вдвоём они вышли из дома и направились к приземистому сооружению, в котором Данила в прошлом году так и не побывал. По пути Вакула взял мешок с рудой, легко закинув его на плечо. У кузницы он остановился, опять-таки без особого труда отодвинул многопудовый камень от двери, вошёл внутрь, обережник следом. Кузнец что-то проговорил, переступая порог, а Данила вошёл молча. Вакула обернулся и вдруг сказал:
– Смелый и сильный. Видно, и вправду мне боги знак дали.
– Вакула, ты о чём?
– Увидишь.
Кузнец запалил лучину, от неё зажёг сальную свечу. Молодцов огляделся: четверть небольшого помещения занимал каменный горн, стоявший в глубокой яме, вырытой в земле, по стенам были развешаны непонятные приспособления, больше напоминавшие инструменты пыток.
Вакула, всё такой же таинственно молчаливый, разжёг огонь в горне. Пламя грозно заурчало, поднимаясь высоко вверх. Кузнец порылся в мешке, бросил руду в горн, затем что-то взял со стены и долго стоял лицом к пламени, бурча себе под нос, неожиданно развернулся:
– Ты мне должен за него что-то дать. Немного, серебряный грош какой.
Данила послушно развязал кошелёк, вынул оттуда маленький комочек серебра, отдал Вакуле.
– На, бери, теперь он твой.
Молодцов не сразу разглядел, что ему протягивает кузнец. Только у себя в руках он понял – это ножны, деревянные, короткие, сантиметров тридцать, для ножа, скорее всего.
– Носи его, на нём моё клеймо. Слава, которую добудешь с ним, станет и моей!
Данила запоздало сообразил и ответил велеречивой благодарностью. Хороший нож всегда пригодится, тем более стоил он гораздо меньше, чем за него отдали.
– Ну а теперь пошли, горло промочим, живот набьём, – кузнец приобнял обережника за плечо и вывел наружу.
– Ой, живот я уже набил твоими угощениями, спасибо тебе. Можно я ещё немного погуляю, отдышусь?
– Понимаю, – многозначительно подмигнул Вакула, водрузил камень обратно на место и отправился в дом.
А Данила с наслаждением вдохнул прохладный ночной воздух. Лето действительно наступало отличное. «Будто приближается что-то», – осознал внутри себя странное предчувствие Молодцов. Но вот что именно, он не мог объяснить, наверное, что-то хорошее.
Данила развязал пояс, чтобы облегчиться, и внезапно услышал рядом хихиканье.
– Да что такое, – пробурчал он, завязывая штаны.
Некто прятался за собачьей будкой, впрочем, нетрудно было догадаться, кто именно, раз пёс размером с телёнка на неё никак не реагировал.
– Ты чего там прячешься? А ну выходи!
Снова хихиканье:
– А ты чего испугался? Делай, что хотел… Или меня застеснялся?
– Ты как со старшими разговариваешь? А ну, быстро иди сюда, а то выпорю, и Вакуле отдам – пусть он тебя поучит, как вести себя надо с гостями.
Из-за будки появилась щуплая фигурка, обиженно фыркнула:
– Сразу ругаться… Чего я тебе сделала? Как будто не знаю, чего там у вас есть, – с ходу заявила Наська.
– Не о том речь, – оборвал её Данила. – Я помню тебя, ты та, что помогла мне тогда у речки, не испугалась.
– Вспомнил, значит?
– Да. Помогла-то почему?
– Не знаю. Показалось, ты человек. Пропасть ведь мог. Жалко.
Какие слова! Редко их тут Молодцов слышал.
– И не испугалась?
– Неа, а чего тебя бояться, ты слабый. На четвереньках едва стоял, а потом и вовсе на бревно повалился.
– Ну, я-то потом поднялся, дети разбежались, а ты вернулась и указала путь. За что тебе спасибо.
Данила взял девичью ладошку и вложил в неё комочек серебра, существенно больший, чем тот, который отдал Вакуле за нож.
– Спасибо, – отблагодарила Наська, смутившись, чего и не думала делать, подглядывая за мужчиной.
– Так ответь, почему ты мне помогла?
– Я же сказала – не знаю. Увидела тебя, ты слабый был, ну и… понравился ты мне. Ты ликом красен, – Наська опять смутилась. – А женщина, с которой ты приехал, она тебе кто? Наложница?
– Нет, в общем, – теперь уже растерялся Молодцов, – она, как тебе сказать…
– Невеста? Не жена же, с непокрытыми-то волосами…
– Ну… короче да, почти жена.
– Как это?
– Мы с ней разной веры, сразу всё не объяснишь, – нашёлся Данила.
– А, я слышала, ты ромейскому белому Богу кланяешься. Мне вот тоже скоро замуж.
– Не боишься?
– А чего там бояться, всё как у всех будет, – напустила на себя бравады девица.
– Есть кто на примете?
– За кого дядька скажет, за того и пойду.
– А тебе хорошо с дядькой живётся?
– Жаловаться не на что. Кормит, поит, работы тут не так много, как в деревне. Вакула меня сразу к себе забрал, как приехал обратно с серебром. Сказал: «Пропадёт девка тут у вас, а мне будет уплата за то, что я Житко не уберёг». У меня мамки нет, слегла от горячки после того, как третьего родила, а папка в лёс ушёл за мёдом и не вернулся.
– Прости, Наська, – сокрушённо проговорил Данила, – это я твоего деда не уберёг.
– Это воля богов, – девочка теребила свою косичку и смотрела по сторонам, куда угодно, но только не на собеседника. – Мне Вакула всё рассказал, как ты бился. Вот, большим человеком стал. Видно, сильный твой Бог.
– Не о том речь, а… Впрочем, как хочешь. Значит, не обижают тебя здесь?
– Неа, только Лушка, это младшая жена Вакулы, иногда говорит, скорее бы меня выдать за кого-нибудь, дескать, детей я её объедаю. Ну и так, работу может какую ненужную заставить делать.
– Хм, а я…
Договорить Данила не успел, из сарая рядом раздались странные приглушённые звуки, как будто кто-то кого-то душил. Внутри обережника сразу проснулся опытный воин, проскользнула мысль: «Неплохой повод опробовать подарок Вакулы».
А что? В темноте да в узком пространстве ножом работать сподручнее.
– Ты брысь в дом и скажи… Ничего, в общем, не говори, брысь отсюда, – шёпотом приказал Молодцов.
– Да как же мне ничего не говорить? – возмутилась Наська. – Вдруг там вороги? А в доме и спрятаться негде, одни пьяные мужи. А ты что-то услышал, да? – жадно спросила девочка. – Давай я тебя к сараю проведу, а то ты в темноте заблудишься.
Данила так привык к безмолвной покорности Улады, что даже растерялся от такой наглости, а потом решил:
– Ладно, никуда провожать не надо, скажу «беги» – бежишь в дом с криками, всех будишь. Станешь спорить – мигом по заднице получишь. Поняла?
На этот раз Наська молча кивнула. Данила вытащил как можно тише меч из ножен, снял с пояса дарёный нож. Не спеша, но уверенно двинулся к хлеву, глаза уже привыкли к темноте. Вход внутрь загораживала дубовая дверь с двумя длинными, прибитыми поперёк петлями. Молодцов приготовился резко распахнуть её, швырнуть нож и отпрыгнуть в сторону, чтобы не торчать на светлом фоне дверного проёма. Звуки стали чаще, громче. «Так, насчёт три: раз, два…»
