– Ой, я не знаю ваши христианские обряды.
– Да я не об этом. Чтобы пожениться, нам нужен священник и один обряд провести, даже праздновать и гулять не надо, как у язычников принято. Что мне надо сделать, чтобы ты считалась моей законной женой или невестой по здешним законам?
– Хм… – девушка задумалась. – У нас с тобой тут родни нет, оба мы изгои. Тебе к батьке надо идти. Пусть он согласится, что ты берёшь меня. И объяви об этом при всём народе. А когда ты вернёшься, справим обряды, какие ты хочешь, как у вас, христиан, заведено.
– Значит, решили! – Данила подхватил Уладу на руки, но сразу опустил спиной на кровать. – Ну что ж, дорогая моя невестушка, тогда самое время отпраздновать наш выбор.
– И как же мы будем праздновать, любый мой? – спросила Улада, наматывая локон мужчины на свой палец.
– Увидишь.
– Даниил, где ты ходишь? Выходим скоро, быстрее, – сказал Воислав и остановил взгляд на своём обережнике.
По выражению его лица и по тому, что рядом с ним стояла Улада, с убранным под платок волосами, он понял, чего от него ждут, но спешить не стал.
– Подожди, батька, – слегка дрожащим голосом сказал Данила, – и вы подождите, други. Дело у меня к вам важное.
– Что же за дело такое?
Воислав мгновенно включился в игру, принял насмешливо-суровый вид, и от этого Молодцову сразу полегчало. Он заулыбался, и Улада тоже, но тут же приняла скорбно-печальное выражение лица.
– Нет у меня здесь родни, вы моя родня, братья. Нет у меня здесь отца, ты мой глава, батька. Хочу в жёны девицу Уладу взять, по сердцу она мне, при всех тебя прошу, разреши.
– Хм… по сердцу говоришь?
– Да, она…
– Помолчи. Путята Жирославович, пойди сюда. Вот мой обережник хочет девицу за себя взять. Она у тебя на подворье жила. Расскажи о ней, какова, пригожа ль, рукодельная, работящая?
Купец, который крутился тут же на подворье, подошёл к девушке, разлился соловьём:
– Ой, работящая, трудится аки пчёлка весь день, вышивает так, что само Ярило в светлицу заглянет полюбоваться. Красива и статна, как лебёдушка. Здоровьем налита, как осеннее яблочко соком.
– Что ж, тогда дозволяю. Будь этому обряду свидетелем.
– Почту за честь!
Все замолчали, уставились на Данилу, а тот и не знал, что делать. Путята сделал шаг, будто хотел поправить одеяния на невесте, нашептал ему, что нужно говорить, и Данила повторил:
– Я, Даниил Молодец, беру в жёны девицу Уладу при свидетелях – славном варяге Воиславе Игоревиче и щедром купце Путяте Жирославовиче. Говорю об этом при всём честном народе. И клянусь, что, когда вернусь из плавания, совершу все положенные обряды. Если же нарушу слово, пусть меня покарают боги. Люд честной, вы меня слышали!
– Я, свидетель, – пророкотал Воислав.
– Я, свидетель, – подтвердил Путята.
– С доброго дела начинается наш поход, знать, удачен он будет. Ну а теперь иди, девица, ты с милым ещё налюбуешься, а нам и вправду поспешать пора, – сказал батька.
– А-а-а, хитрец, – рёбра Данилы затрещали в объятиях Шибриды и его брата, – вовремя ты подгадал, когда об уговоре своём объявлять. Что, думаешь, если на пиру у князя будем, то о свадьбе забудем?
– Да хорош вам, погуляем ещё. Да так, что век помнить будете!
Глава 18
Присяга
Поднимались на гору обережники торжественно – настоящей боевой колонной, так что даже важные бояре на лошадях сторонились. Задолго до этого момента Воислав переговорил с тремя своими людьми, особо отличившимися летом.
– Что вы там на капище учинили, я знаю, – сказал он. – Об этом слух до самого Смоленска дошёл. Но кто именно там был, не знают точно или доказать не могут. Радуйтесь! Сварги особо свой позор выставлять не будут, хватило им урока, когда они в Киеве варягов убили. А вот исподтишка нагадить могут, как и всегда, впрочем. Но, боюсь, не наши главные враги сварги, у которых вы подношения украли, и не разбойники, что им служили.
– А кто же? – спросил Клек.
– Думаю, тебе лучше знать. Помнишь ту ведьму, которая тебя зачаровала?
– А-а-а… – смутился варяг.
– Даниил, ты её труп видел?
– Неа, только крик слышал.
– Так-то. А женщина, тем более ведьма, ох и большую гадость может сделать. Так что сторожитесь. И ещё, князю на Сварога наплевать, главное, чтобы Перуна никто не хулил и никого из богов выше него не ставил. Но лишнее недовольство подданных ему не нужно. Так что о своих подвигах на Празднике помалкивайте и на пиру язык за зубами держите. Поняли?!
– Поняли, – хором ответил обережники.
Этот разговор был почти седмицу назад, а сейчас вся обережная ватага поднималась к детинцу. Первое, что бросилось Даниле в глаза, – это идолы, стоящие на огромном подворье князя. Шесть штук. Молодцов узнал только Перуна и Велеса. Варяжский бог, как всегда, был вырезан разгневанным: распахнутые глаза, рот, а ещё и усы из чистого золота.
Впечатляли и сами четырёхэтажные княжеские хоромы: резные коньки, наличники, раскрашенные в разные цвета стены (Данила теперь понимал, каких это бешеных денег стоило). Но больше всего внушали уважение гридни, дежурившие на подворье, вальяжные такие, но держащиеся с достоинством, как дембеля перед приказом, только облачённые в железо – панцири, кольчуги, шеломы. Раньше Молодцов считал, что таких воинов, как его батька, от силы десятка полтора по всей Руси, теперь же воочию убедился, что подобных Воиславу на подворье одного детинца можно было насчитать пару десятков. Таких же стремительных и сильных, лёгких и пластичных, равно в доспехах или без, со взглядами, излучающими непреклонную волю.
А больше всего удивила Данилу молодёжь, что непринуждённо дубасила друг дружку в центре детинца. Дубасила, конечно, не то слово – это нарабатывали боевые навыки будущие дружинники, отроки и дети от пяти до двенадцати лет. Ах да, Русь – это ведь тоже что-то вроде очень большого рода, и живут в нём единой семьёй, даже детей воспитывают сообща. По крайней мере, лучшие воины.
Обережников заметили, гридень-варяг с длинными седыми усами и бритой головой поздоровался, велел следовать за ним. Внутри княжьи хоромы были так же роскошны: на полу лежали звериные шкуры, на стенах висели ковры, на коврах – оружие в дорого выделанных ножнах, такой красоты, что руки сами тянулись снять и спрятать под накидкой. Всюду драгоценные кубки и стеклянные сосуды цены неимоверной. А запах копоти уверенно перебивался ароматом восточных благовоний и свежеприготовленных яств.
Обережники тоже выглядели отнюдь не босяками: все в шелках, бархате и атласе, предплечья обвивали серебряные браслеты, золотые кольца горели огнём на пальцах, толстые гривны висели на мускулистых шеях. И даже Молодцов на их фоне не выглядел нищебродом, его общественный статус заметно поднялся за последний год.
