Нет, Данила и раньше это понимал, но только сейчас прочувствовал сердцем и понял различие между тем же Смоленском, где правил суровый посадник Асбьёрн, и Диким Полем, где не правил никто. И очень хорошо, что купцы плыли по Днепру большой силой, Молодцов от этого почувствовал облегчение.
Обережники простояли в ожидании нападения немало времени, хватило бы, чтобы съесть миску супа, после разведчики из гридней дали сигнал – отбой, опасности нет.
И всё-таки собака не ошиблась – это тоже понял Данила. Там, за бортом ладьи и за тонким строем киевских гридней, за сторожами часовых и пластунов, к ним подбирался враг. И этот враг сегодняшней разведкой не ограничится.
На рассвете сотни ладей опять отправились вниз по реке. Если бы не ожидание ночёвки с возможным нападением кочевников, Данила наслаждался бы поездкой. Плыть приходилось вниз по течению, Днепр сам будто нёс корабли, а если и ветер ещё попутный, то вовсе приходилось табанить вёслами, чтобы не сильно разгоняться. Словом, работали гребцы только для вида.
Настроившись на продолжение похода в том же духе, Молодцов уже вечером, перед скорой остановкой, услышал необычный шум, отдалённо напоминавший шум водопада, который всё усиливался. По лицам друзей он понял, что в нём нет ничего опасного, и, чтобы в очередной раз не выставлять себя идиотом, принялся ждать – ладьи всё равно приближались к источнику звука.
«Лебёдушка» ловко прошла очередную излучину реки, вышла на простор и… Данила обомлел – в нескольких перестрелах от корабля Днепр словно кипел! Вода разбивалась о десятки камней, торчавших на поверхности и скрытых в глубине, бурлила и пенилась, как в настоящем водопаде. Этого он увидеть точно не ожидал. Молодцов, конечно, читал о порогах, но не мог себе представить их такими, да ещё на спокойном Днепре.
Идти по такому фарватеру было чистым самоубийством. Вуефаст спешно направил ладью к берегу, остальные корабли последовали его примеру. Наступала темнота, следовало как можно быстрее причалить и приготовиться к возможным нападениям.
– Не спи! – изрёк Клек, сидящий на одной гребной скамье с Данилой.
– Да вроде пока не собираюсь.
Варяг захохотал, громко и безудержно, даже слёзы на глазах выступили.
– Вот и правда ты чудной, Даниил, – сказал он и шёпотом добавил: – Недаром, что альв.
Данила вздрогнул, о его необычном происхождении они не разговаривали с момента побега с капища, будто забыли. Только никто ничего не забыл.
– Никакой я не альв, – так же шёпотом ответил Молодцов.
– Да понятно уж, куда тебе. А сам – неужто не слышал названий порогов?
– Что-то такое, краем уха.
– Краем уха, – фыркнул Клек. – Первый из порогов прозывают Русь и словене «Не спи». Да нам и так не придётся, нашей сотне в дозоре стоять в этот день выпало. Покажем, что обережники не зря своё серебро получают. Бери щит и пошли, – приказал он, когда дно ладьи зашуршало о песчаную отмель, и сам, подхватив свою защиту, легко сиганул за борт, будто высота до земли была не три метра и на нём не висели пудовым грузом доспехи.
Данила тоже десантировался из ладьи, далеко не так грациозно, приземлился по колено в воду и последовал за Клеком. С ними ещё отправилось трое обережников: Скорохват, Будим и Ломята. «Распределял посты» между купеческими охранниками сотник гридней.
Процесс создания «сторожей» был отдельной песней. Воеводы стремились так расставить обережников, чтобы те могли хоть как-то прикрыть от наскока печенегов, а главное, если это случится, то не путались бы под ногами гридней.
Охранников разделили по принадлежности к торговым сотням: смоленским, киевским и так далее, каждому из выделенных отрядов велели развести костёр в перестреле от стоянки ладей, а дежурить на расстоянии тридцати шагов друг от друга. Если нагрянут вороги, им надлежало встать щит к щиту и медленно отступать к ладьям, а там… как пойдёт.
Воевода так и сказал, слово в слово, Данила сам слышал.
Воодушевлённый таким напутствием, он пошагал за своими друзьями. Ещё и жребий бросать, кому в какую череду дежурить. Но обошлись без этого: Скорохват в их отряде считался главным и быстренько распределил обязанности. Даниле он сказал дежурить в предпоследнюю очередь. Спорить, естественно, тот не стал, расстелил попону на земле, укрылся щитом вместо одеяла и почти сразу уснул, несмотря на густой и мощный рёв воды в порогах.
Несильный толчок в бок. Пока Молодцов продирал глаза, Ломята уже улёгся. Четыре человека спокойно спали вокруг костра, ночь всё ещё владела всеми правами, и Даниле предстояло дежурить. Походная доля. Самое интересное в том, что ему не нужны были часы, чтобы отмерить себе положенный срок дежурства, он обходился внутренним чутьём и почти никогда не ошибался. Как и все его друзья. Данила даже начал забывать, как это – поднимать руку или вытаскивать телефон, чтобы посмотреть точное время. Зачем? Ведь на крайний случай есть солнце, по которому всегда можно определить период в сутках. Конечно, такой метод не давал точности до минут, но чтобы жить и никуда не опаздывать, его было более чем достаточно.
Ну а о том, чтобы самому подежурить поменьше, а сменщика разбудить пораньше, даже говорить было смешно. Ведь кругом друзья, они тебя щитом прикрывают, как можно им такую подлянку устроить? Скорее сменщик проснётся раньше, тебя спать поторопит.
Вот уснуть в дозоре, особенно после тяжёлого дня, – реальная опасность. Многие воины шли на разные ухищрения, чтобы их не сморило, но сейчас Даниле здорово помогал рёв воды в порогах. Вот уж действительно правильное название – «Не спи».
«Как же мы их преодолевать будем?» – пришла отрешённая мысль. Молодцов не сомневался, что купцы знают, куда плывут, но всё равно было интересно. Этот интерес, равно как и отвлечённые мысли, никак не мешали наблюдению в дозоре. Они как бы обходили стороной разум, сконцентрированный на внимании всеми чувствами, в том числе интуицией. Наоборот, помогали – слегка снимали напряжение.
Данила знал, что такое, когда тебя снимают с поста. Шибрида по приказу Воислава как-то проделал это со всеми отроками-обережниками. Стоишь ты такой, клюёшь носом. И вдруг – бам! – удар по голове, темнота от наброшенного мешка, железные пальцы стискивают горло, не давая возможности ни крикнуть, ни вздохнуть. С огромной силой тебе заламывают одну руку, вторую, до боли связывают их, растягивают рот кляпом, дальше начинают куда-то волочить. Мешок на голове гасит звуки, от волочения сползают штаны, это особенно неприятно – не потому, что стыдно, а потому, что ехать голой задницей по лесной чаще крайне неудобно. А потом тебя начинают бить – не сильно, но чтобы каждый удар оказывался максимально болезненным. Вдвойне обидно, что защититься от них нет никакой возможности, только извиваться ужом, пытаясь угадать, куда последует новый пинок. Вот Данила и извивался, пока не услышал до боли знакомый насмешливый голос Шибриды.
– Ну что, Даниил, понравилось тебе быть в полоняниках?
«Свои!» – одновременно с радостью и ненавистью подумал Молодцов. С его головы стянули мешок.
