– Не знал, что тебе, Шиб, я так понравился, мог бы в честном бою меня победить и взять в плен, а тут из темноты напал. Что так, побоялся?
Обижаться на друзей было глупо и бесполезно, понятно, что это очередной урок батьки. И очень запоминающийся.
– Ха, такого страшного обережника можно перепутать разве что с овцой, а я не печенег какой-нибудь, чтобы бросаться на всё с кудряшками. Нет, это воля Воислава, он желал испытать, как ты умеешь стоять в дозоре. И как, по-твоему, батька?
Клек поднял Данилу с земли, развязал верёвки, гнусно ухмыльнулся. Рядом с ним стоял Воислав.
– Так себе, – ответил батька, – то что тебя Шибрида сумел полонить – не позор, мало кто может углядеть варяга в сумерках, если он того не хочет. Но вот что тебя пленили, а ты даже крикнуть не успел – это плохо. Ты не себя, ты братьев своих подставил. Это тебе урок на будущее: если понял, что подкрались, что хочешь делай, а друзей предупреди! Понял?
Данила кивнул.
– Добро, а теперь давайте Будима проверим. Дрыхнет он, даже ничего не замечает.
Потом батька ещё несколько раз говорил с обережниками, тогда ещё отроками, рассказывал, на что в ночи внимание обращать надо, как слушать, смотреть, нюхать и, главное, как сердцем понять, что опасность грозит, развить в себе то самое «слуханье». Данила внимал Воиславу с огромным интересом, но и остальные тоже не пропускали ни слова, сами хоть все охотники, в лесу выросли. Зверь – не человек, он всякие хитрости и подлости не придумает, чтобы ближе к охотнику подобраться.
Эту учёбу Молодцов запомнил крепко, вот и сейчас дежурил изо всех сил, стараясь не пропустить ворогов. Нечего сказать, место гридни выбрали грамотно: везде ровная степь, скрытно не подберёшься – трава усохла и опала по осеннему времени, видно всё до самого горизонта. В темноте ветер колыхал траву, и она казалась морскими волнами. Варяги называли степь «травяным морем», и видит Бог – они были правы. Степь была красива. Об этом ещё Гоголь писал, вернее, напишет через восемьсот лет. Пусть её красота и увядала в преддверии зимы, но вся бескрайняя равнина была наполнена теплом и жизнью. В буквальном смысле. От земли даже вечером исходил жар, а множество кузнечиков и прочих насекомых издавали такой шум, что его даже не мог полностью перекрыть рёв воды в порогах. Пару раз Данила слышал далёкое мычание оленей или даже туров. А ещё рык – не волчий, а кошачий, принадлежавший крупной рыси или, скорее, леопарду (вот что на Руси водятся леопарды, конечно, стало для него новостью). Молодцов не испугался: ни один зверь не кинется на такое большое скопление людей, но расспросить позже друзей о животном мире стоило. Похоже, его ждут сюрпризы. Желание исполнилось быстрее, чем ожидал Данила. Рука Клека легла на плечо, он, как всегда, подкрался бесшумно:
– Слышал рык?
– Ага.
– То наш князь, великий Святослав, караван сопровождает. Поход будет удачным.
– Князь? – с дрожью в голосе переспросил Данила.
– Да, Святослав Игоревич, он был князь-пардус. Никого не было его сильнее во всём Диком Поле. Тут он и погиб. Теперь по степи дух его бродит, купцов и воинов заплутавших от беды оберегает. Радуйся, Даниил, мы все под его защитой.
– Как скажешь.
– Теперь мой черёд сторожить. Ложись спать.
Молодцов, расторможенный от откровений, думал, что на этот раз точно не уснёт, и тут же провалился в сон: треск костра, шум воды, стрёкот кузнечиков и спокойное дыхание друзей – лучшая колыбельная.
Утром в передовой стороже Данилу с остальными обережниками сменила вторая партия воинов во главе с Воиславом. Тем более им предстояло вновь налаживать взаимодействие с гриднями. Пока дежурившие в ночь завтракали, «Лебёдушка» и все прочие ладьи каравана спешно разгружали, чтобы как можно сильнее уменьшить осадку. С «Лебёдушки» так и вовсе почти весь груз пришлось снимать – другие-то ладьи были плоскодонными, а ладья Путяты с килем. На море она могла даже в сильный шторм плыть, но на порогах придётся помучиться.
Груз укладывали на длинные волокуши, у каждой сотни свои. После чего опорожнённые ладьи стали отчаливать от берега. Перед этим Данила с борта наблюдал странную картину: на одном из самых больших кораблей собрались почти все представители торговых сотен, судно вышло на середину реки, к борту у него была принайтована лодка, доверху набитая тюками. На самом стрежне канаты обрубили, и челнок понёсся прямо на пороги. Тра-а-аххх! Лодка разнеслась в щепки об один из камней. Причём его даже не было видно на поверхности.
Данила сглотнул: как они сейчас на ладьях через эти камни пойдут? Сразу захотелось обратно в сторожу, хрен с ними, с печенегами.
– Хорошо взял, – сказал Скорохват.
– Ага, – подхватил Клек.
– Вы про кого, про лодку, что ли?
– Да.
– А, так это жертва была, – понял Молодцов. – А какому богу?
– Не богу, а диду, – пояснил Ломята.
– Не понял, водяному, что ли?
– Не, водяным уже поднесли, что положено. А в каждом пороге сидит дух, дид. Каждый из них по-своему беду может навести: кто лодку перевернёт, кто на мель выбросит, а кто вот – о камни разобьёт. Им положено угощение заслать, чтобы без потерь порог пройти. Вот сейчас всё начисто взял, ничего не осталось – значит, доволен, и пойдём мы в безопасности.
– Да, губа не дура у этого дида.
– Что ты, вот Ненасыти порой до десяти лодок засылали, и всё равно какая-нибудь беда приключалась. Ну, это когда её можно было водой обойти.
– Лучшего оберега, чем твой собственный меч, нет, – изрёк в никуда Скорохват, и Данила был склонен с ним согласиться. – А теперь языки прищемите, глядите в оба, копчёные могут в любой момент наскочить.
Тоже здравая мысль. Большая часть челяди и приказчиков выгрузились из ладьи, на палубе остались только обережники и ещё трое самых крепких парней из гражданского экипажа. Они взялись за длинные шесты, а кто и прямо за вёсла, остальные впряглись в канаты и потянули «Лебёдушку», аки бурлаки. Только шли они по самой отмели, по колено в воде, и тащили ладью вниз по течению. Тем, кто стоял на палубе, надо было изо всех сил удерживать судно, чтобы оно не придавило своих же бурлаков, с этой же целью за кормой волочился плавучий якорь.
Идущие впереди тщательно осматривали и ощупывали дно, давали сигналы обережникам на палубе, как сработать шестами, чтобы обойти очередной камень. Работёнка та ещё, выматывающая. И всё же, несмотря на всю осторожность, киль несколько раз скрежетнул по каменистому дну, а борт натыкался на прибрежные камни.
Обережникам, ко всему прочему, приходилось ещё и по сторонам смотреть. Скорохват рассказывал, что печенеги могут запросто прорваться через заслоны, посечь челядь, а после рассыпаться по полю, похватав товар, до которого ручонки загребущие дотянутся. Ещё Южанин жаловался, что уж больно по уму стали воевать копчёные в последнее время, хитрости всякие придумывают, прикрывают друг друга. Скорохват рассказал, как ловко они обдурили князя Владимира, когда он попробовал их наказать за набег. Печенеги сделали вид, что им пришлось уходить, едва разбив лагерь, даже освежёванные туши барашков оставили. Гридни Владимира, понятно, устроились пировать, уверенные, что вот-вот догонят копчёных. А их лазутчики тем временем засели в плавнях неподалёку от лагеря, перебили дозорных, отвлекли внимание, а в это же время другой отряд напал на табуны киевского князя и увёл всех начисто. Считай, полная победа: в степи человек без коня – не воин, а уж сколько стоят тягловые и боевые скакуны, лучше и не вспоминать.
