– А как тут с охотой? Прокормимся, если караван долго ждать придётся? – перевёл я тему.
– Птицы много, так что не пропадём. Утки и лебеди, гуси и журавли, куропатки и тетёрки, а ещё дрофы степные. Тут без всяких охотничьих навыков можно птицу бить, обычными палками. И поверь, я не вру. Не для красного словца это говорю, а потому, что так оно и есть. Кроме этого рыбы в реке много… Днём-то, конечно, таиться в балках придётся. Хоть и мимоходом, а бывают в этих местах патрули конные. Но ночью порыбачить можно запросто. Мы, бывало, по детству сети как затянем, то тут тебе и всё: осётр, лещ, селёдка, налимы, судак. Благодать!
– Скажи, купец, вот мы с тобой разговаривали о наших родителях, а ты кого-то из них знал?
– Нет, – помотал головой Путимир. – Кто я – а кто они! Разные слои населения, и тут дело не в том, что они при дворе кагана, а я был молодым приказчиком в Ориссе, ибо все дромы – родня друг другу. Просто не встречались. Правда, отца твоего раз мельком на параде видел. Всё же командир Первой сотни, Первого гвардейского полка, зять правителя.
Некоторое время мы ехали молча. Купец вспоминал молодость, а я размышлял о нашем будущем. Раскидывал ситуацию и так, и эдак, пока наконец не спросил Путимира:
– Как ты думаешь, Вернигор сын Баломира жив?
– Вряд ли, – горько усмехнулся купец. – Если бы он уцелел, то уже объявился бы. – Предугадывая мой следующий вопрос, он сказал: – Получается, что вы трое – единственные претенденты на престол кагана, помимо Каима и его детей.
– И как думаешь, пойдёт за нами народ?
– Сейчас – нет. Пока вы никто. А вот через три-четыре года, если останетесь к этому времени в живых и покажете себя, то очень даже может быть. Однако есть и другой момент. Останется ли народ дромский в этих степях через три-четыре года? Тут ведь дело не только в том, что нас уничтожают. Тех, кто здесь остался, лишают основного: языка, культуры, обычаев и веры. В прошлом году на торг в Кримгорде рахи приезжали, а с ними пятеро дромов.
– И что?
– Да ничего, посмотрели на меня, как на дурака неполноценного, и на родном языке разговаривать отказались.
Мне сразу вспомнился наёмник, которого мы допрашивали в доме мадам Эрмины Хайлер, который забыл своё имя и отзывался на Мэндэла Тупицу. Сколько ещё таких, предавших свой народ? А ведь придётся убивать предателей при первой же возможности, причём безжалостно, показательно и жестоко…
На пятый день пути наше спокойное и размеренное путешествие закончилось. Один из боковых разъездов, два наших парня и два наёмника, примчался с вестью, что по степи идёт отряд неизвестных воинов в три десятка лошадей. Издалека не видно, кто такие, но они наш дозор тоже заметили и бросились в погоню.
Думать было некогда, и всё, что мы успели, – зарядить арбалеты и рвануться навстречу неизвестным воинам. Нас больше, мы их сделаем, но не в этом дело. Пропавший патруль будут искать и наткнутся на нас. Эх, всё дело насмарку! Хотя не всё потеряно, и будем решать проблемы по мере их поступления.
Я осмотрелся, все к бою готовы, спокойны и напряжены, и только Кривой Руг досадливо поморщился. Тоже, видать, понял, что караван с золотом можем упустить.
– Вперёд! – выкрикнул пахан.
И наши восемь десятков с места перешли в галоп. Нормально. Мы как раз за курганом, враги пока нас не видят.
Мой полукровка мчался вперёд как стрела, запах его пота смешивается с моим, а тугой воздух стегал и бил в лицо. Всё смешалось внутри меня: азарт, предчувствие боя, ярость и даже какое-то бесшабашное веселье.
Наш отряд выметнулся из-за древнего кургана, наверняка видевшего не одну схватку, и тут же, грудь в грудь, мы столкнулись с тридцатью легкоконными борасами. Как я слышал, отличными лучниками, но плохими мечниками. Они этого не ожидали и не успели ничего сделать, растерялись и потеряли время.
Одновременно, как уже не один раз отработано, все мои парни, вырвавшиеся немного вперёд из общего строя, выхватили из чехлов арбалеты и выстрели в упор по кочевникам. Четыре-пять болтов достигли цели, и это хорошо при такой скачке. А среди них и мой был, сбивший с седла паренька ненамного старше меня. Справа и слева от нашего десятка в строй кочевников врубились наёмники Руга, а позади них – разбойнички со своими кистенями. Не в то время и не в том месте оказались борасы, и даже сопротивления толком оказать не успели, хоть и степняки.
– А-а-а-а! – закричал я в запале, кидая арбалет на седельный крюк и горяча своего жеребчика Кызыл-Куша, что значит Красная Птица, и он своей мощной грудью сбивает невысокого вражеского конька, оказавшегося на пути. Ай, молодца жеребчик, даже успел ещё кого-то из степняков за ногу цапнуть.
Всего миг длилась сшибка, и мы, пробив неровный вражеский строй, проскочили через него. Повод влево, разворот. Я выхватил шашку и увидел, что воевать больше не с кем. Все враги валяются в густых степных травах, а их лошади без седоков разбегаются вокруг или топчутся подле своих хозяев.
– Гойша влево! Ломака вправо! – кричит Кривой Руг своим десятникам. – Всех лошадей собрать, чтобы ни одна не пропала! Димко и Сильвер, прочесать поле боя, ищите выживших! Нам с ними поговорить надо! Никого не добивать, живьём брать!
«Ага, – подумал я. – Сейчас, отыщешь ты в этом месиве кого-то живого, это вряд ли».
Однако я ошибся, нашлись выжившие борасы, три человека. Правда, двое совсем плохие, у каждого рана тяжёлая и пара переломов. Но один ничего так, целёхонький, только прихрамывал на правую ногу. Оказалось, что это его Кызыл-Куш за ногу во время боя ухватил.
– Путимир, – окликнул я тяжело дышащего грузного купца, хоть и убавившего за время нашего похода вес, но не так чтобы очень. – Борасы наше наречие понимают?
– Да-да, понимают, сколько лет под дромами прожили, и говорят хорошо, – ответил он, обтирая грязным рукавом красное лицо.
Я подъехал к улыбающемуся Кривому Ругу, и он сказал:
– С почином, Пламен. Ты взял первую вражескую кровь.
– Нет, – возразил я, спрыгивая с Кызыл-Куша, – когда до раха доберусь, тогда и будет вражеская кровь. А это случайные люди, попавшиеся на пути.
– Случайные или нет, а расспросить их надо. – Кривой Руг тоже слез с коня и подошёл к пленнику: – Ты понимаешь меня?
Хромец, стройный парень лет двадцати, с правильными чертами лица, чуть поморщился, когда наступил на правую ногу, и, изображая презрение, ответил:
– Понимаю. Хорошо понимаю. Что вам надо в наших степях, грабители?
– Тебе это уже ни к чему, борас, – сказал пахан, – всё одно не жить. Расскажи, что спросим, и ты уйдёшь в загробный мир спокойно. Могу сказать тебе только одно: мы не будем грабить ваши кочевья и угонять табуны, не в этот раз. Мы пришли за рахским золотом. Выбирай: пытка или лёгкая смерть?
– Будьте вы прокляты! – выдохнул пленник. – Спрашивайте, чего хотели.
