– По коням! – Зычный голос капитана разнёсся по рощице, в которой стоял эскадрон, предназначенный для патрулирования берегов Саны.
Больше сотни конных лучников, все в кожаных доспехах, войлочных шапках с кокардами, у каждого по тугому боевому луку, небольшой круглый щит на боку и сабля, вскочили на коней и со всей возможной скоростью устремились на помощь погибающему в неравной схватке батальону пехотинцев.
Когда эскадрон капитана вылетел на небольшое поле перед речным бродом, то стало ясно: батальон не спасти, ибо уже некого спасать. Около двух тысяч горцев-гарля растаскивали баррикаду, за которой засело несколько десятков израненных пехотинцев, и остатки заграждений, перекрывающих проход к реке. Ещё несколько минут, горцы поймут, что победили и рванутся вперёд, выходя на оперативный простор и закрепляясь для обороны. А если гарля дать возможность очистить берег, то им на помощь незамедлительно подойдёт подкрепление со стороны степного берега.
– Воины, спешиться! Коноводам увести лошадей! – выкрикнул капитан. – К бою!
Воины приподняли луки и застыли в ожидании следующей команды. Коноводы шустро отводили лошадей в тыл, за невысокий холмик, а кто-то из горских командиров, видимо осознав, что сейчас они попадут под обстрел и уничтожение лучников – приоритетная задача, чем добивание пехотинцев, направил своих бойцов на них. Поле, на котором происходило действо, было не очень большим. Один рывок – и гарля растопчут конных лучников массой. Но они опоздали.
– Бей! – выкрикнул капитан, и больше сотни стрел одновременно ударили в скопище людей на берегу.
Промахнуться было невозможно. Залп за залпом накрывал горцев, одетых только в тяжёлые дублёные шкуры, и задевал уцелевших пехотинцев Борюса. Тяжёлые стрелы пробивали и калечили тела. Множество мёртвых, а ещё больше раненых валялось на грязной раскисшей земле. Стальная метель – так определил для себя происходящее жрец.
– Достопочтенный, – обернулся к нему капитан, – уходите! Вы опустошены, помощи от вас никакой! А у нас боезапас на исходе. Мы второй тул стрел добьём и в рукопашной схлестнёмся. Видите, – махнул он рукой в сторону переправы, – к врагам подмога идёт, а наших не видать! Мы вплотную сойдёмся и сколько-то времени отыграем! Но не слишком много! Уходите!
В самом деле, через реку в районе брода, превратившегося в большую грязную лужу, по осыпавшимся от ног тысяч людей берегам, по размолоченному дну к гарля, прячущимся от обстрела за развалинами засечной баррикады, шла подмога. Врагов было много, очень много. Как минимум пять тысяч воинов облепили левый берег, и если штангордцам помощи не будет, то продержатся они минут пятнадцать, не больше.
Жрец нащупал заветный амулет-поисковик, заряженный ещё до боя с рахами под завязку, свой последний резерв, и решил, что кинуть эскадрон лучников на произвол судьбы было бы не честно. В конце концов, он привёл конников сюда и в какой-то мере за них в ответе.
– Я остаюсь, капитан, – ответил он. – Некоторый запас силы у меня есть, и когда они подойдут вплотную, дам вам время на отход к холму позади нашей позиции, а потом отойду сам.
– Как знаете, достопочтенный, но шансов дождаться помощи у нас почти нет. – Голос виконта Сагина был глух.
В запасе у каждого лучника оставалось по три-четыре стрелы, и теперь, когда интенсивность стрельбы резко упала, гарля вновь перешли в атаку. Тем более что позади горцев подпирали выползающие на берег грязные и мокрые сородичи.
– Отход на взгорок! – выкрикнул капитан, и весь эскадрон рванулся назад.
Фриге Нойм остался один. На него бежали тысячи вооружённых людей. Они потрясали мечами, топорами и палицами. Над полем боя не смолкал гневный рёв идущих в атаку горцев, но он их не слышал. Молитвы возносить было бесполезно, помощи свыше не будет, и, крепко обхватив амулет левой рукой, правую жрец выставил перед собой. Пятьдесят метров до противника. Сорок. Тридцать. Пора!
– Ха-а-а! – выдохнул жрец, перерабатывая, пропуская через себя силу и посылая в противника свою ненависть.
Из его руки выплеснулось немалое, метров восемьдесят в окружности, кольцо газа, которое метнулось в сторону гарля. Оно ударило в толпу людей и разметало его. И это было только начало, поскольку следующим фокусом данного приёма, разработанного лично жрецом, было то, что газ ядовит. Он всего лишь выкинул его перед собой, а ветер понёс облако дальше, к реке. При этом сил потрачено немного, а эффективность поражала. Десятки, а за ними сотни горских бойцов падали на колени и обхватывали сведённые судорогой шеи. Лица их приобретали зеленоватый оттенок, и в корчах гарля умирали. Волна смерти прокатилась по вражескому войску, а заряда поисковика жрецу должно было хватить ещё на пару подобных ударов.
Новый выдох, со смещением влево, и ещё один – вправо. Два ядовитых облака исторгла рука жреца, и, не тратя времени на то, чтобы увидеть результат своего чародейства, жрец развернулся и бросился бежать на взгорок, где строились в боевой порядок лучники виконта Сагина. Амулет пуст, а стоять на месте без всякой защиты Фриге Нойм смысла не видел. Всё, что мог, он сделал, и теперь вновь только клинки решат исход боя.
Запыхавшись, жрец взбежал по склону наверх и обернулся. Картина, которую он увидел, поражала. Сотни вражеских бойцов умирали от ядовитого газа. Наступление прекратилось, а самое главное – замешательство и паника наёмников были настолько велики, что многие из них попытались отступить. Однако сделать это им не дали, так как на степном берегу появились рахские гвардейцы бордзу, которые, орудуя длинными бичами, стали гнать гарля обратно в реку. Они ещё поднажали, и скопище людей просто рухнуло с осклизлого речного берега. Бичи грозно свистели, а тяжёлые мощные кони бордзу давили на горцев, и они вновь пошли в атаку.
– Ну что, капитан. – Жрец обернулся к виконту Сатину. – Пришла пора прощаться. Я пуст, а твои воины долго не выстоят. Был рад знакомству.
– Достопочтенный, – капитан протянул жрецу руку, – для меня честь быть лично знакомым с вами. Благословите.
Фриге Нойм крепко пожал капитану руку и, обернувшись к застывшим в едином строю воинам эскадрона, выкрикнул:
– С нами Белгор, воины! Верьте в него, и спасение придёт, ибо сказано: кто верует истинно в своего предка-прародителя, тому воздастся!
– А-а-а! – откликнулись ему воины, потрясая оружием. – Слава Белгору!
– Вы отыграли больше часа времени у врага, и теперь, даже если мы погибнем, наша смерть будет не напрасной! Наши войска резерва уже на подходе и скинут вражеских наёмников в воды Саны! Да будут они прокляты! Благословляю вас на битву! Слава Белгору!
– Слава! Да-а-а! – вновь поддержали его воины.
– Лучники, бей! – дал команду виконт Сагина, и пятёрка лучших стрелков, которым отдали все стрелы, начала стрельбу.
Пять стрел, взвившись в небо, упали в строй гарля, с опаской продвигающихся вперёд. Пятеро горских воинов повалились наземь, их оттолкнули, и, ступая прямо по телам, враги двинулись дальше. Вновь стрелы, и опять несколько убитых. Кто-то из глубины вражеского строя пролаял команду, и гарля рванулись быстрее. Жрец отступил в глубину строя и выломал грубую увесистую сучковатую палку. Пусть он не мечник, не лучник, но лупить дубиной по голове врагов он сумеет.
