– И то верно, – не стал спорить пахан. – С вами фарт так и прёт.
К полудню следующего дня наш уменьшившийся отряд вошёл в Штангорд. За два с лишним месяца, что мы отсутствовали, город резко изменился. Кругом, куда ни глянь, настороженные патрули Городской стражи, движения по улицам почти нет, и праздношатающихся взрослых мужчин, пригодных к войне, совсем не видно, ибо они на фронте или трудятся. Рынки и базар ещё работали, лавки и магазинчики были открыты, по набережной гуляли почтенные дамы с собачками, но что-то изменилось в худшую сторону, что-то нависло над городом, словно склизкая серая пелена. Так бывает в пасмурные дождливые осенние деньки, когда нет желания что-то делать, шевелиться, но сейчас над городом светило солнце и погода радовала. Непогода царила в душах людей, что гораздо серьёзней и страшней непогоды природной. Нет, обречённости на лицах или, того хуже, какой-то паники среди людей я не видел. Однако чревоточина сомнений и готовность к резкому ухудшению своей жизни поселилась в их сердцах.
По широкой улице мы проследовали в сторону Старой гавани по трое в ряд, и Звенислав, видимо понимавший, о чём я думал, прошептал:
– Обречённый град.
– Возможно. Как нам Штенгель и жрец Манфред говорили: за попрание клятвы идёт исполнение проклятия. Кажется, так?
– Именно так, – отозвался Курбат.
– Надолго здесь оставаться нельзя, – высказался Звенислав.
– Согласен, – поддержал его горбун. – Ты как, Пламен?
– Придётся перебираться в иное место. – Мои мысли совпадали с думками моих друзей. – Только надо часть золотых слитков обналичить в монеты, лучше всего в фергонские империалы или в эльмайнорские дукаты. Опять же мальчишек наших необходимо забрать из Старой гавани. Бросать их нельзя, приучили к себе, обнадёжили, так что заберём с собой. Ну и оружие надо закупить, если цены приемлемые. Думаю, за неделю управимся.
Звенислав отвлёкся от разговора, подбоченился в седле и, проезжая мимо симпатичной девчушки, подмигнул ей. Девушка вся порозовела, засмущалась, а Звенислав только улыбнулся и, повернувшись к нам с Курбатом, спросил:
– Куда перебираться будем, други?
– Норгенгорд, – предложил я. – Город хороший, людный, стены крепкие, граница с Эльмайнором близко и до степных просторов всего несколько переходов. Ваше слово?
– Пусть будет Норгенгорд, – согласился Курбат.
– А мне без разницы. – Звенислав, как обычно, радовался жизни и жил сегодняшним днём. – Куда вы, туда и я, братья.
– Значит, Норгенгорд, – подтвердил я своё решение.
28. Битва за Стальгорд
В самом конце лета, получив жёсткий нагоняй от кагана Каима за неудачную военную кампанию, стянув всю свою армию в единый кулак, рахский главком шад Ханукка ибн Шапрут перешёл в решительное наступление. Восемьдесят тысяч воинов его армии и тридцать тысяч присланного в подкрепление дополнительного войска, настилая гати через болота в верховьях Саны, всё же проломились сквозь заградительные отряды штангордцев. После чего вырвались на оперативный простор и вышли к первому городу. Им оказался небольшой пограничный городишко Стальгорд, и именно здесь должна была состояться главная битва между двумя армиями.
Каждый полководец, что Ханукка ибн Шапрут, что полковник Микит, ждали этого сражения, стремились к нему и возлагали на него все свои надежды. Рахская армия страдала от недостатка продовольствия и от штангордских рейдеров-партизан, бесчинствующих на тыловых коммуникациях. И самое главное – каган требовал результата. Следовательно, он должен быть, и необходимо наступать. А у полковника Микита резон был другой. Он ни в коем случае не должен был дать вражеской лёгкой коннице разлететься по территории герцогства. И для этого нужна битва, которая решит исход всей летней военной кампании.
Всю свою историю город Стальгорд жил двумя основными промыслами: торговлей и овцеводством. Вокруг него раскинулись отличнейшие пастбища, на которых всегда паслись отары тонкорунных овец. А каменный тракт, который шёл через город, способствовал развитию торговых отношений с другими городами. И вот теперь, когда к городу подступили враги, именно на этих пастбищах должна состояться битва, и именно торговый тракт, идущий через Стальгорд, интересовал рахского полководца.
Полковник Микит сделал ставку на то, что вражеский военачальник не станет медлить, продолжит наступление, и смог предугадать направление главного удара. Поэтому ночью все жители Стальгорда были эвакуированы в глубокий тыл. А на невысокие городские стены были поставлены четыре ополченческих и один регулярный пехотные полки, шесть тысяч человек. Ведь именно городу предстояло стать основой обороны, его центром. По флангам, вплотную к стенам, Микит разместил равное количество войск с каждой стороны: четыре регулярных и двадцать ополченческих пехотных полков. А вся кавалерия и ещё пять пехотных полков, из которых только один был регулярным, стояли за городом и находились в резерве.
Главными козырями в предстоящем сражении Микит считал нахождение своей армии на вершине. Глазу она практически не заметна. Но топографы провели измерения и доложили, что в среднем полки штангордцев будут возвышаться над вражескими наёмниками на пять метров. Кроме того, прибыли купленные за золото наёмники – четыре тысячи мечников с берегов Балтского моря, десять пехотных банд по четыреста клинков в каждой. А ещё подмога из Эльмайнора, не десять тысяч конных арбалетчиков, как обещал Умберто Пятнадцатый, а всего шесть. Однако в умелых руках это немалая сила. И, наконец, третий козырь полковника Микита – передвижные батареи баллист на повозках, которые были сделаны по фергонскому образцу.
В отличие от полковника Микита любимец кагана шад Ханукка ибн Шапрут такими мелочами, как стратегия и тактика, мозги особо не забивал. Он знал, что войску него в два раза больше, в этом pax был уверен. И если он не возьмёт этот паршивый городишко, то его задушат собственным поясом, как не оправдавшего доверие кагана, а потом скинут в выгребную яму. Перспектива безрадостная, и поэтому он обязан победить любой ценой.
Два антагониста: штангордский полковник и рахский шад. Но было кое-что, в чём их мнения совпадали. Ни тот ни другой не желали видеть на поле боя жрецов, которые восстановили свои силы после первой схватки на реке Сана и были готовы вновь вступить в сражение. Чего от них ждать, оба полководца себе представляли весьма смутно и оттого нервничали. Так что, будь их воля, они обошлись бы без жрецов. Вот только это невозможно, ибо служители культов им не подчинялись и сами рвались в битву.
Первыми, начиная сражение, перед строем своих войск вышли жрецы Белгора. А спустя несколько минут, повторяя их движения, из рядов рахской армии вторжения появились жрецы Ятгве. С каждой стороны их было около сотни, и, образовав круг, в центр которого встал самый старший и опытный жрец, в едином порыве служители богов стали хором читать молитвы призыва силы. Слова их, что тех, что других, сначала звучали глухо. Но чем дальше, тем они становились громче, падали, как свинцовые гирьки, разносились, подобно грому, по окрестностям и вбивались в сознание каждого человека на поле будущего сражения.
