Гвардейский рыцарский полк герцога проломил стальной массой конную орду насквозь, вышел в тыл степной конницы, развернулся и вновь, набрав скорости, врубился в толпу врагов. А следом за рыцарями шли эльмайнорцы и лёгкие кавалеристы, просачивающиеся сквозь проломы в строю противника.
Прошло только полчаса сражения между конницей, а от конной массы степных наёмников в сорок с лишним тысяч осталось не больше пяти ошалевших и не знающих, что делать, растерявшихся людей на лошадях. Ещё пара тысяч степняков кучковалась рядом с шатром Ханукки ибн Шапрута в надежде, что оставшиеся последним резервом полководца пять тысяч тяжеловооружённых бордзу смогут переломить ход всего боя. Остальные конники пали в бою или рассеялись как дым, торопясь оказаться от этого места как можно дальше, направляя коней в сторону степи.
Рахский полководец видел всё, что происходило на поле боя, и считал, что шанс, пусть не на победу, но на то, чтобы свести битву в ничью, у него есть. Ханукка ибн Шапрут понимал, что штангордцы израсходовали свои резервы, а у него есть свежих пять тысяч гвардейцев, и если он пустит их в бой, то при поддержке оставшихся степняков остановит намечающийся разгром. А затем сможет вывести из боя горцев и дождаться новых подкреплений от кагана.
Шад вскочил с аккуратного резного креслица, откинул в сторону дорогую фарфоровую чашку, какие делали на далёком юге, пнул в лицо слугу-дрома, из тех, что воспитывались с малолетства в его доме, и выкрикнул:
– Темник Астуг тер-Баратуги!
– Да, о могучая длань кагана, – откликнулся стоящий позади него командир пяти тысяч бордзу.
Pax указал в сторону, где штангордская конница добивала степняков, и сказал:
– Атакуйте противника всеми силами, загоните вражескую конницу за пехотные ряды и прикройте отход горцев.
– Слушаюсь, о карающий меч великого кагана. – Астуг тер-Баратуги чуть склонился.
Темник направился к своим воинам, но из шатра появился старший жрец над адептами бога Ятгве при армии вторжения, Манассия бен-Сабриель.
– Стойте, темник, – сказал он Астугу тер-Баратуги.
Тот остановился, а шад недовольно поморщился:
– Что ещё, уважаемый Манассия?
– Мы уходим в Ориссу, а гвардейцы сопроводят нас, – оглаживая крашеную хной бороду, бросил Манассия полководцу.
– Как же так… – растерялся Ханукка ибн Шапрут. – Идёт битва, мне нужны воины…
– Ты проиграл, шад, и не оправдал доверия сиятельного кагана. Сопротивление бесполезно, и мы, адепты нашего бога, не можем подвергать опасности свои драгоценные жизни.
Военачальник использовал последний шанс: он упал на колени перед Манассией, схватил дряблую руку жреца, суетливо поцеловал её несколько раз и взмолился:
– Манассия, мы ведь родственники. Ты делал обрезание моему старшему сыну. Так не бросай меня. Мы удержим эти позиции, соберём подкрепления и разбежавшихся степных шакалов. Только не забирай мой последний резерв.
– Нет. – Слово жреца прозвучало как приговор, и он выхватил руку из ладоней Ханукки ибн Шапрута. – Такие полководцы, как ты, не нужны нашему народу. Неудачник!
Прошло десять минут, и возле шатра не осталось никого. Сначала отбыли адепты Ятгве в сопровождении окруживших их плотным кольцом гвардейцев-бордзу, а за ними тронулись степняки. И когда полководец справился с собой, а потом поднял глаза, то увидел, что он один. И только невдалеке от него стояли три десятка конных воинов, по виду дромы.
– Кто вы? – окликнул их Ханукка ибн Шапрут.
Вперёд выехал один из воинов, спрыгнул с коня и, склонившись перед рахом, произнёс:
– Мы все, кто остался от особого отряда тархана Менахема бен-Нисси. Нас ждёт гибель от врага здесь и ждёт гибель в родной степи. За отступление – смерть, таков закон особого отряда. Дозволь, шад, нам умереть с тобой рядом.
– Мне нужен конь, – сказал pax. – Будем умирать в бою, вы со мной.
Ему вывели лошадь. Ханукка ибн Шапрут запрыгнул в седло и во главе маленького отряда кинулся в пучину битвы. Доспехов на нём не было, и первая же стрела от неизвестного конного лучника армии Штангорда сбила его наземь. А дромы из особого отряда тархана Менахема бен-Нисси пережили шада не надолго. Они пали под клинками и стрелами штангордцев. И так погиб некогда любимец и дальний родственник кагана Каима шад Ханукка ибн Шапрут.
Смерть рахского полководца никто не заметил, битва шла своим чередом. Конники Штангорда больше разогнали степняков, чем уничтожили. И когда поле боя полностью очистилось от вертлявых юрких всадников, они ударили по тылам горцев, которые до сих пор сражались с уже превосходящей их пехотой герцога и не сдавались. Ни гарля, ни хайдары не отступили. Воины гор принимали удары рыцарских копий грудью, как кошки, запрыгивали в сёдла и сдёргивали с них всадников. Они держали всю армию герцогства на себе, не давая ей высвободить силы для преследования бежавших с поля боя рахов, бордзу и степняков. Горцы строили баррикады из тел своих павших товарищей, взбирались на эти кровавые стены и бились до конца.
Так, ожесточённо сражаясь, они дотянули время до темноты, и уже ночью все оставшиеся в живых горцы пошли на прорыв. Немногие уцелели во время него, но такие были, и набралось их, всех вместе, что гарля, что хайдаров, полных три сотни.
Итог битвы за Стальгорд не устраивал обе стороны. Точнее, рахов не устраивал полностью, ибо они потеряли практически всю западную армию вторжения, а вот штангордцев – частично. Да, они отбили первый удар степной химеры рахов и выиграли летнюю военную кампанию, но их потери были слишком велики. Настанет следующая весна, и вновь придёт армия врага, и опять вчерашним крестьянам, рыбакам и ремесленникам придётся встать в строй. Конечно, некоторые горячие головы сразу после битвы предлагали идти в степь, до самой столицы каганата, и уничтожить врага в его логове. Но таким показывали списки потерь, и они умолкали. Герцогство ещё не было полностью обескровлено, но двадцать пять тысяч погибших и больше десяти тысяч покалеченных только в одном сражении – это ощутимо.
Впрочем, сдаваться никто не собирался, и, добив всех, кого смогли догнать, штангордцы стали готовиться к следующим боям.
29. Пламен
С каждым днём Норгенгорд нравился мне всё больше и больше. Да, мрачноватый город. Но это оттого, что он весь из камня, а это в первую очередь основательность и надёжность. И в то же время, в отличие от того же Штангорда, здесь спокойно. Горожане похожи на свой город, такие же несколько угрюмые и мрачноватые. Но опять же надёжные и основательные. Здесь ведь как: человек сказал – человек сделал, а не выполнил обещания, так и не скажет тебе никто худого слова и не попрекнёт этим. Однако все запомнят и совместных дел в будущем постараются не вести.
Яркий представитель этого города – сержант Лука, который так и остался с нами после всех приключений. Джоко сам по себе, и после того, как из нашей общей доли мы выделили ему тысячу фергонских империалов, нас оставил. Ну, это его выбор. А Лука, узнав, что мы перебираемся в Норгенгорд, откуда он родом, отряд не покинул, и я ему за это искренне благодарен. В самом деле, будь мы хоть трижды бури. И пусть на нашем счету есть убитые враги, а также славное дело, для окружающих, тех, кто нас не знает, мы всего лишь мальчишки. А Лука – человек представительный, внушает уважение своими габаритами и местный житель, что немаловажно.
