После угощения и помывки шёл целый ритуал, который был неизменен каждый раз. Староста расспрашивал нас о новостях в большом мире, а мы интересовались житейскими проблемами кочевников. Обнюхавшись и поняв, что мы не шпионы рахов и не доносчики, староста стал откровенным, и мы также раскрылись, кто такие на самом деле и чего хотим. Реакция была, надо сказать, очень разной. Кто-то сам отдавал нам свою молодёжь. А кто-то, наоборот, падал на колени и слёзно молил, чтобы мы снова уехали в степь и никогда больше не возникали в их жизни.
Что за люди, не понимаю их. Посмотрел я, как они живут. Ведь нищета полная, всё у них отобрали, обобрали некогда гордых дромов до нитки, как с завоёванным народом обходятся. Зиму не все переживут, голод многих приберёт. Нечего им терять, ибо не имеют они на своей земле ничего. Так чего за своего сына бояться, если он всё одно к весне с чахоткой от недоедания сляжет, а если выживет, то его в наёмное войско заберут и кинут штангордскую сталь своей кровью поить. Глупцы! Трусливые и потерявшие веру в себя люди!
В любом случае мы выкликивали молодых парней, собирали их и говорили, чего хотим. После чего забирали тех, кто был готов с нами уйти, и небольшой отряд уходил в степь, где нас ждали балтские мечники и парни. Лошадей в поход взяли с избытком, по две заводных у каждого, и, посадив наших рекрутов верхами, мы шли к следующему поселению. Худо-бедно, а полсотни молодых и готовых возродить славное прошлое парней уже собрали.
Из стойбища клана Каз-Ак, что значит Белый гусь, где мы останавливались прошлой ночью, с нами ушло сразу двадцать человек. И среди них, что ценно, пять опытных и испытанных бойцов, прятавшихся в речных плавнях уже третий год после подавления последнего восстания. Старейшина Каз-Ак, хромой Удал Славута, своих парней и мужчин к нам сам привёл и, провожая в путь, отговаривал от посещения Банзугона. Говорил, что с гнильцой там народишко. Но я его не послушал. Сами на всё посмотрим, а то думается мне, что он просто не в ладах с тамошними жителями. Вот и все его опаски. Впрочем, бдительности мы не теряли. Потому что учение сержанта Калина Тварды и его напутствие никому не доверять я запомнил крепко.
Городок стоял на берегу Тальши, три грязные длинные улочки, окружённые оплывшим от дождей и заросшим высоким бурьяном земляным валом. Неопрятные хатки, крытые полусгнившей соломой, и хмурый неприветливый народ. Но тем не менее во дворах живность мычит, что несколько непривычно. А из печных труб запах наваристой мясной похлёбки.
«Надо же, неплохо живёт здесь народ, по нынешним временам очень даже хорошо, справно и богато», – подумал я, и промелькнула мысль, что нужно поворачивать в степь, но я посчитал это слабостью.
На низкорослых степных лошадках (своего полукровку я брать не рискнул), в плохонькой одёжке под плащами, чтобы не выделяться, мы с Гордеем выехали на центральную улицу городка. И первый же попавшийся навстречу местный житель, пьяненький мужичонка с реденькими волосками на непокрытой голове, окликнул нас:
– Эй, робяты, вы откуда?
– С запада, дядя, – ответил я весело. – На войне со Штангордом были, слыхал о такой?
– Слыхал. – Пьянчужка вытащил из-под полы рваного кафтана глиняный жбан, издававший омерзительный запах сивухи, и предложил: – Выпьем за победу?
– Нет, дядя, нам бы остановиться где. Посоветуешь что?
Мужичок отхлебнул из жбана и, отрыгнув, махнул рукой:
– По улице езжайте, и в дом городского старосты упрётесь, он на постой всех пускает.
Мы направились в указанном направлении и действительно упёрлись в высокие ворота, за которыми залаяли злые цепные псы. Перегнувшись с седла, я постучал в воротину кулаком.
– Кто там? – раздался со двора гулкий бас.
– Воины кагана Каима, – откликнулся я. – Дело к вечеру, и желаем на постой остановиться. Добрые люди на этот дом указали.
Створки ворот приоткрылись, и к нам вышел кряжистый дядька лет сорока, с длинными ухоженными волосами, свисающими до плеч, и большими отвислыми усами. На вид вроде бы ничего, крепкий хозяин, и с таким можно поговорить. Хотя чувствуется в его душе серенькая мерзость. Посмотрим, что за человек.
– Проезжайте, – сказал дядька, пристально разглядывая нас. – Меня Гершвин Скотс зовут, здесь старостой состою.
– А мы всё ещё на старые имена откликаемся. – Гордей проехал во двор первым и не преминул задеть старосту словом. – Меня Гордеем кличут.
– А меня Пламен зови, староста, – добавил я.
– Видно, что вы с дальнего кочевья, не дошло ещё до вас, что по-старому уже никогда не будет, – пробурчал хозяин. – Но это пока, скоро и вас научат, как надо жить правильно. Небось до сих пор Сварогу требы в своём медвежьем углу кладёте, нечестивцы?
– Нет, мы как-то без богов обходимся. А что, у вас уже Ятгве молитвы возносят и жертвы приносят?
– Давно уж. – Хозяин закрыл ворота и указал на вход в дом. – Проходите, воины, а за лошадей не переживайте, мои работники всё сделают, обиходят лошадок, как положено.
Я скинул повод работнику, седому мужчине, с покалеченной полусогнутой рукой. Прошёл в просторный двухэтажный терем старосты, а Гордей следом. Усевшись за стол, огляделся. Ничего так живёт местный староста, всё чистенько, ухоженно, а с кухни вкусные запахи доносятся. Однако речи его мне не понравились, и видно, что от рахского ига он не страдает.
В дом вошёл староста и, усевшись напротив нас, прокричал на кухню:
– Эй, курицы, мечите на стол что есть, голодный я! Да и гости в доме!
С кухни выглянула худая растрёпанная девчонка, совсем ещё малолетка, и, поклонившись в пояс, сказала:
– Сейчас, хозяин, всё сделаем.
– Строго вы с ними, с девками то есть, – заметил я.
– А-а-а, одно слово – курицы. Прибились тут по весне две близняшки с кочевья. Вот и держу при себе, то пожрать сготовят, то постельку погреют. Вы как, хотите такую замарашку? – Он кивнул в сторону кухни.
– Да ну, – как бы нехотя и безразлично сказал я, хотя у самого от злости скулы свело, – малые совсем.
– Это ничего, – осклабился староста, подкрутив ус, – зато самый смак. Для тех, кто понимает.
– А жена что говорит?
– Убил я эту коросту, а то завелись под городком повстанцы какие-то, а она им давай харчи из дома таскать, дурёха. Как узнал про это, так сразу полусотню из Естугира вызвал. Воины кагана, да благословит его Ятгве, наш небесный господин, всех повязали, а свою жёнку беспутную я самолично на площади прирезал.
– Да уж, я бы не смог.
– Чего вспоминать, дело прошлое. Расскажите лучше, куда путь держите и как в армию попали?
– В прошлом году голодно было, и мы в армию подались. Повоевали немного в Штангорде, теперь отпуск за отличную службу получили. Хотим посмотреть, где и как люди живут, выбрать место для поселения после службы, а то неинтересно в дикой степи лучшие годы гробить.
