Кроме того, по личному приказу Амина при КАМ была создана специальная оперативная группа из особо преданных сотрудников, которые ежедневно разъезжались по тем объектам, где находились советские специалисты, и через свою агентуру производили опросы: кто чем занимался, кто о чем говорил? Сводка с этими данными каждый вечер ложилась на стол Амину.
Но и «советские друзья» не сидели без дела. К сбору информации были привлечены не только сотрудники резидентуры и шестьдесят офицеров представительства, но и многие зенитовцы, а также вся агентурная сеть, сотни военных советников и специалистов. «Под Амина» Богданов сумел значительно увеличить численность своего представительства: в августе штатное расписание насчитывало 175 позиций, а в декабре уже 350. Должность руководителя стала считаться генеральской. За границами СССР еще только в ГДР имелась столь многочисленная официально действующая структура КГБ.
В октябре Амстутца в Кабуле сменил другой дипломат Арчер Блуд. При встрече с ним Амин просил возобновить американскую экономическую помощь Афганистану, но проинструктированный Госдепом Блуд на это холодно ответил: «Мы будем готовы рассмотреть вашу просьбу только тогда, когда получим удовлетворительные объяснения по поводу убийства господина Дабса». Позже Амстутц писал в своей книге: «Амин не имел проамериканских чувств. Будучи заместителем премьер-министра и министром иностранных дел, затем премьер-министром и наконец президентом, Амин предпринимал очень мало усилий, чтобы завоевать доверие и получить поддержку США».
Отмежевавшись по многим линиям от своего предшественника, немедленно предав его забвению (имя Тараки не упоминалось нигде), Амин, тем не менее, продолжал, как и прежде, обращаться с просьбами к Москве о вводе советских войск. То он просил батальон для его личной охраны, то усиленный полк для противодействия мятежникам на севере Афганистана. Ответы на эти просьбы облекались в разные формы, но их суть всегда оставалась неизменной: прислать войска не представляется возможным, обходитесь своими силами.
Понимал ли Амин, что ему не простят злодейское убийство Тараки? Что кремлевские руководители уже не смогут относиться к нему, как прежде? Ведь были, были же явные признаки охлаждения со стороны Москвы. Он видел это по глазам того же Пузанова, того же Сафрончука…
Возможно, ощущая этот возникший холодок, Амин стал предпринимать лихорадочные усилия для того, чтобы вернуть былое доверие, остаться «своим» в глазах кремлевских начальников. Правда, если для них он после захвата власти сделался отступником, злодеем, «отцеубийцей», то сам Амин вовсе не считал случившееся каким-то преступлением. Вряд ли его мучили муки совести, напротив, он искренне верил, что, сместив, а затем и убив «учителя», он сделал благое дело для партии и Афганистана. Так испокон веков было принято вблизи трона: неугодного правителя сначала свергали, затем обычно безжалостно уничтожали, Амин не придумал здесь ничего нового, он был сыном своего народа, пуштуном и действовал в соответствии с теми неписаными законами, которые впитал с молоком матери.
Но Москва явно не доверяла ему теперь так, как доверяла прежде предшественнику, — он чувствовал это по едва заметным, но изо дня в день повторяющимся деталям.
В середине октября военные советники Горелов и Запла-тин получили предписание вновь прибыть в Москву для доклада министру обороны Устинову и начальнику 10-го Главного управления МО генерал-полковнику Зотову (это управление отвечало за вопросы международного военного сотрудничества). О предстоящей командировке они поставили в известность посла, а затем вдвоем отправились к главе государства. Амин был в хорошем настроении, угостил их ужином, много шутил, расспрашивал советников об их прошлой службе. Прощаясь, спросил:
— А как вы отнесетесь к тому, что я напишу личное письмо товарищу Леониду Ильичу Брежневу?
— С пониманием отнесемся, — ответил за обоих Горелов.
— А если я вас попрошу доставить это письмо по адресу?
Генералы переглянулись. Еще никогда глава государства не обращался к ним с подобными просьбами.
— Вручить лично генеральному секретарю мы не обещаем, — неуверенно ответил Горелов. — Но передадим тем людям, которые это обязательно сделают.
— Вот и хорошо, — улыбаясь, сказал Амин. И обращаясь почему-то к Заплатину, добавил. — Завтра к самолету вам это письмо подвезет товарищ Экбаль.
Когда советники покинули Дворец народов, Горелова взяло сомнение: правильно ли они поступили, согласившись выполнить столь деликатное поручение? Не навлекут ли тем самым на свои головы неприятности? «Давай-ка, Василий Петрович, я на всякий случай с послом посоветуюсь», — решил Горелов.
Хотя время было позднее, Пузанов принял его сразу. И по обыкновению, как всегда поступал в подобных случаях, пригласил представителя КГБ. Богданов впоследствии вспоминал, что он, выслушав Горелова, подумал: в письме наверняка содержится просьба к советскому руководству отозвать из Кабула посла Пузанова. Сам посол вслух высказал иную версию: Амин обращается к нашему руководству с просьбой официально принять его в Москве как главу государства. Только если такой визит состоится, он сможет почувствовать себя уверенно.
— Зря вы согласились, — стал укорять главного военного советника Богданов. — Вы же не дипкурьер. Существует определенная практика передачи таких материалов, есть официальные каналы. Например, афганское посольство в Москве…
— Я не мог отказать руководителю государства, — оправдывался Горелов.
— А как вы думаете, Леонид Павлович, — обратился посол к Богданову, — есть ли возможность аккуратно вскрыть пакет и ознакомиться с его содержанием?
— Технически это сделать можно. Но при одном условии: если мы получим пакет заранее и будем иметь время.
— Надо бы постараться, — почти умоляюще сказал Пузанов, которому очень не нравилась попытка этой тайной переписки. Ничего хорошего от нее для себя он не ждал.
Утром следующего дня люди Богданова задолго до рейса приехали в аэропорт. Им было поручено провести ознакомление с содержимым пакета. Затем письмо следовало вернуть улетающим в Москву генералам. Но Амин их перехитрил. Уже все пассажиры самолета «Аэрофлота» заняли свои места на борту, а посыльного с пакетом все еще не было. Горелов и Заплатин больше не могли ждать. Последними, под осуждающими взглядами бортпроводников, они стали подниматься по трапу. И в этот момент прямо к самолету подлетел автомобиль. Из него вышел начальник политуправления афганской армии Экбаль Вазири. Он резво догнал советников и вручил Заплатину пакет с несколькими сургучными печатями. После чего двери самолета закрылись, и он тотчас стал выруливать на взлетную полосу.
Уже в салоне Заплатин, повертев в руках солидный пакет, передал его Горелову:
— Ты раньше меня увидишь начальника Генерального штаба — передай ему.
И действительно, уже в тот же день пакет был вручен маршалу Огаркову. Его дальнейшая судьба неизвестна. Никто и никогда не упоминал о том, что Брежнев ознакомился с письмом Амина. Никто не мог в точности сказать, о чем было это письмо. Об официальном визите в Советский Союз? Об отзыве посла Пузанова? Или, быть может, Амин объяснял причины устранения Тараки?
