Материалы разведки, которые ложились на стол Андропову, недвусмысленно указывали на Амина как на человека ненадежного, мутного, склонного к непредсказуемым действиям, вышедшего из-под контроля. Фактически еще в октябре, сразу после получения известия о злодейском убийстве Тараки, на Амине был поставлен крест. Дело было за малым: как технически осуществить его устранение? Сначала ставку сделали на мобилизацию тех сил внутри НДПА, которые находились в очевидной или скрытой оппозиции диктатору. Затем, когда стало ясно, что эти силы слишком слабы и разрозненны, стали изучать возможности комплексного подхода к решению задачи: афганцы выступают при поддержке спецназа КГБ и ГРУ. Но в какой-то момент стало ясно, что и такого ресурса для достижения стопроцентного успеха может оказаться недостаточно, что планируемая операция почти наверняка обернется большими жертвами. И тогда Андропов согласился на войсковую операцию.
Согласился или сам предложил ее?
В записке, направленной Л.И. Брежневу в начале декабря, председатель КГБ оценивал ситуацию в Афганистане как критическую. Там опять повторялся тезис о секретных контактах Амина с представителями исламской радикальной оппозиции и якобы тайных встречах с американскими представителями. Делалось предположение, что в афганских верхах зреет решение изменить одностороннюю ориентацию на СССР. Приводились факты кулуарной критики советской политики и действий в ДРА наших специалистов и советников. Андропов подтверждал ранее озвученную им готовность лидеров внутрипартийной оппозиции (Б. Кармаля, А. Сарвари и др.) выступить против Амина, но при этом со ссылкой на афганцев указывал, что успех подобного выступления будет возможен лишь при условии советской военной помощи. В этот период Юрий Владимирович считал, что будет достаточно подключить к участию в готовящемся выступлении те силы и средства КГБ и Минобороны, которые уже находятся в Афганистане. А для подстраховки, предлагал он, надо создать в приграничных районах группировку войск, которую в случае необходимости можно будет задействовать в операциях за Амударьей.
Известно, что в те дни Андропов часто встречался и подолгу беседовал с Устиновым.
Также известно, что Андропов пребывал в состоянии сильнейшего душевного волнения, стресса, его мучила неопределенность, он явно сомневался в успехе предстоящей акции
[55].
Скорее всего, министра обороны не надо было убеждать в необходимости оказания «интернациональной помощи» и «восстановления ленинских принципов в афганском руководстве». К этому времени он и сам пришел к выводу, что силовой вариант в Афганистане с прямым участием наших войск неизбежен. И у него тоже были свои, очень серьезные резоны.
Министр обороны много лет следил за тем, чтобы между двумя сверхдержавами соблюдался стратегический паритет. По числу ядерных боеголовок, бомбардировщиков, подводных лодок, ракет, военных баз, обычных вооружений, станций слежения и всего прочего, составлявшего наступательный и оборонный потенциал. До какого-то момента такое равновесие, пусть относительное, но существовало. Другой вопрос, какой кровью оно достигалось для Советского Союза, вынужденного идти на колоссальный перекос в своей экономике в пользу военно-промышленного комплекса. Затраты на содержание армии пожирали до 80 процентов валового национального продукта. Однако с недавних пор «главный противник» стал явно перехватывать инициативу, а на ряде важных рубежей занимать господствующие позиции. Это касалось в первую очередь американских ядерных сил, их количественного и качественного потенциала, а также самых современных обычных вооружений, произведенных с применением новейших технологий. Генштаб докладывал: за последние двадцать лет число ядерных боезарядов на стратегических носителях у США возросло с 4 до 10 с лишним тысяч, то есть в два с половиной раза. На территории Европы таких зарядов было 7 тысяч. Кроме того, ядерные боезаряды были размещены по всему периметру границ СССР. Больше всего Устинова беспокоили крылатые ракеты большой дальности и высокой точности, которых американцы планировали развернуть свыше 12 тысяч. Было ясно, что размещенные вблизи наших границ, такие ракеты, а также обычные ракеты средней дальности представляли огромную угрозу. Они могли в считанные часы парализовать весь оборонный потенциал СССР, вывести из строя штабы, центры управления, узлы связи.
Недавно Устинов задал вопрос своим полководцам: способны ли наши средства ПВО обнаружить пуски ракет «Першинг-2» не позднее двух-трех минут после их старта с территории Западной Европы. Ему ответили: нет. Министр тут же распорядился создать соответствующие системы противоракетной обороны, сколько бы они ни стоили.
Генеральному штабу было поручено разработать план превентивных наступательных операций в Европе, которые могли начаться в случае обнаружения признаков подготовки ядерной атаки силами НАТО. Этот план предполагал нанесение десятков ядерных ударов тактическими ракетами по целям в Европе с одновременным наступлением крупных танковых соединений (клиньев) в глубину территории противника по всему фронту.
То есть, если называть вещи своими именами, то к началу 80-х мир снова стоял на пороге глобальной катастрофы. Обе стороны с болезненным подозрением, если не сказать больше — с паранойей, относились к военной активности друг друга, к малейшим изменениям в геостратегической расстановке сил. И в этой связи ситуация на Среднем Востоке вызывала у Устинова понятную тревогу.
Было и еще одно важное обстоятельство, тревожившее министра. В отличие от обывателей, которых советская пропаганда убедила в том, что наши вооруженные силы в состоянии отразить нападение любого агрессора и одержать победу в грядущих войнах, Устинов сильно сомневался в фактической боеспособности советской армии и военно-морского флота. Он знал, что во время последних крупных учений множество танков, бронемашин и самоходных орудий не смогли покинуть парки, потому что их техническое состояние оказалось никуда не годным. А из тех, что покинули свои расположения, далеко не все достигли заданных рубежей: техника выходила из строя на маршрутах движения, солдаты и сержанты демонстрировали низкую выучку, терялись в самых простых ситуациях… Запущенные ракеты не попадали в цель, десант высаживался не там, средства связи давно устарели, никакого слаженного взаимодействия между подразделениями и частями не было, мобилизационная готовность оставалась на низком уровне, везде — и в сухопутных частях, и на флоте — процветали неуставные отношения, прапорщики тащили все, что плохо лежит, офицеры пили.
В то же время американцы, создав свою профессиональную армию, ушли далеко вперед во всем, что касалось боеготовности, выучки, слаженности, управления войсками. Они хорошо потренировались во Вьетнаме и в ходе других локальных конфликтов. Они демонстрировали хорошую мобильность, были оснащены средствами космической связи, уверенно, а порой и нагло вели себя в любых точках земного шара. Поэтому Устинов рассматривал Афганистан как возможность проверить свою армию в реальных боевых условиях. Убедиться в эффективности накопленных за десятилетия арсеналов. Покачать мускулы. Отработать «в поле» задумки штабистов. А заодно решить и важную политическую задачу: помочь афганцам разделаться с предателем Амином, нанести решительное поражение мятежникам и — с почетом вернуться домой.
