Массивная калитка, как и следовало ожидать, была заперта изнутри. Подергав за ручку, Родик вздохнул с огромным облегчением, и уже собрался уйти со спокойной совестью, как вдруг заметил возле калитки… новенький домофон!
Пришлось позвонить раз, другой, третий…
– Кого еще принесла нелегкая? – послышался из домофона чей-то скрипучий голос.
– Это я, Клавдия Степановна, – растерявшись, невпопад ответил Родик.
– Кто я?
– Э-э… Меня зовут Родион Клестов. Я внук Варвары Ивановны, живу в поселке ИБИПа.
– Варвара? – в голосе старухи послышалось искреннее удивление. – Как же, помню. Задорная была девчонка! С характером… Выходит, она еще жива?
– Слава Богу, жива!
– Стой, стой… Уж не ты тот ли самый юный Родион, который помог построить в Петровском новую церковь?
Родик удивленно заморгал.
– Тот самый…
– Хорошее дело сделал, парень! Жаль, я уж больно стара и слаба, до церкви мне уже не дойти. А везти меня туда правнук не хочет – ему, безбожнику, до храма дела нет. Только деньги ему и подавай!.. Ладно, проходи, сынок.
За дверью что-то щелкнула, и она слегка приоткрылась. Родик робко вошел в сад.
Да, такого заброшенного дома и сада он еще не видел! Среди корявых, почерневших яблоневых деревьев росла крапива в рост человека. А какие возле крыльца стояли могучие репейники! Они напоминали стражей, вооруженных колючими булавами.
«Почему же правнук Клавдии Степановны так забросил свое хозяйство? – искренне удивился Родик. – Мог бы взять косу и хотя бы крапиву срубить. А дом, дом-то какой! Ну, чистая избушка на курьих ножках…»
Поднявшись по полусгнившим ступеням, Родик открыл дверь и оказался на террасе. Она напоминала сарай со всяким древним хламом. Стиснув зубы, Родик рванул на себя еще одну, обитую голубой клеенкой дверь, и вошел в гостиную.
К его огромному удивлению, в комнате было прибрано. Обстановка была очень бедной, но на полу лежали чистые половики, гардероб и сервант выглядели вполне прилично, а обеденный стол и вовсе был почти новым.
Клавдия Степановна сидела в большом кресле возле окна, ее левая рука тихонько перебирала плетеные шерстяные четки. Она была одета в черное платье, а седую голову покрывал белый платок. Лицо старушки выглядело довольно молодым – по крайней мере, она никак не походила на женщину, которая перешагнула столетний рубеж.
– Садись, сынок, – сказала хозяйка дома, с любопытством разглядывая нежданного гостя. – С чем пожаловал? Только говори быстрее.
Усаживаясь на скрипучий стул, Родик спросил:
– Наверное, вы кого-то ждете?
Старуха кивнула.
– Жду. Давно уже жду! Смерти я жду, мальчик.
Родик вздрогнул.
– Кого, кого?
– Древней бабушки с косой, – без улыбки пояснила Клавдия Степановна. – Давно она должна была ко мне пожаловать, да наверное, дорогу отыскать никак не может… Да ты не дрожи, Родион! Когда тебе будет сто пять годков, сам будешь ждать смерти, как великой Божией милости!.. Ну да ладно, это дела стариковские, тебе их пока не понять. Говори!
Родик замялся. Рассказать старухе про поиски Тихвинской иконы, или нет? Наверное, пока рано. Лучше зайти к ней с другого бока…
– Наверное, вы знаете, Клавдия Степановна, что у нас в Петровском намереваются восстанавливать каменный храм Успения Пресвятой Богородицы? – начал он.
Старуха покачала головой.
– Нет, не слышала. Я мало что знаю про нынешние дела… У меня ведь даже телевизора нет – старый-то сломался. И хорошо, что сломался! Сил моих нет слышать про то, как каждый божий день то упал самолет, то взорвался дом или столкнулись поезда. А воров да бандитов сколько развелось – просто ужас! Столько этой нечисти даже после войны не было.
Родик обвел взглядом небогато обставленную комнату.
– А вы воров не боитесь, бабушка?
– Да чего их мне бояться-то? Есть у меня только одно сокровище, на чердаке в сундуке хранится. Но нынешним ворам оно не нужно, наступят – и не заметят! Нехристи, одно слово… Так, значит, старый петровский храм хотят заново построить…
Клавдия Степановна закрыла глаза и задумалась. Родик ерзал на стуле, и оглядывался по сторонам. Он увидел в углу комнаты какую-то старую икону, почти полностью закрытую серебристым окладом. «А если это – Тихвинская икона? – подумал Родик, и его сердце радостно забилось. Но, приглядевшись, он понял – нет, это икона Николая Чудотворца – точно такую, только без оклада и более современную он видел у своей бабушки-прабабушки.
– Жаль, что так поздно…
– Что поздно? – не понял Родик.
– Поздно начнут строить, – пояснила старуха. – Боюсь, помру до того, как храм откроют! А ведь так хотелось бы, чтобы меня отпевали в Успенском храме, как некогда отпевали моих родителей! Но нет, не дождусь…
Родик торопливо спросил:
– Клавдия Степановна, а это правда, что вы знали прежнего настоятеля церкви отца Серафима?
При звуке этого имени старуха заметно вздрогнула. А потом на ее морщинистом лица проявилась добрая улыбка.
– Значит, ты интересуешься отцом Серафимом? – спросила старуха.
Родик с трудом выдавил из себя:
– Да…
– А зачем?
– Ну… Я же говорю: нынче собираются восстанавливать старый петровский храм! Мы с друзьями в стороне стоять не хотим. Вот мы и решили разузнать все, что можно, про историю этого храма, одного из самых древних во всем Подмосковье. Отец Серафим был последним его настоятелем, так что…
– Хорошо, – кивнула старушка. – Давно я ждала этого часа! Думала: рано или поздно люди вспомнят про нашего батюшку. Я ведь была его духовной дочерью – исповедовалась у него часто. Он меня наставлял, учил уму-разуму. От него я и благословение на иисусову молитву получила. – Она показала Родику четки. – С тех самых пор и молюсь. Когда церковь нашу закрыли, многие сельчане стали отца Серафима сторониться. Батюшка-то до приезда к нам в ссылке был. Вот они и решили, как бы им общение с бывшим ссыльным, да еще и священником закрытой церкви, боком не вышло. Я одна осталась у него… Открой нижний ящик в серванте. Там лежит синяя папка.
Недоумевающий Родик так и сделал. Пухлая папка выглядела так, будто ей лет сто.
– Открой папку! – потребовала старушка.
Родик с трудом развязал тесемки. Папка вдруг раскрылась, и на пол упала толстая тетрадь и письма, десятки треугольных писем без конвертов! Охнув, Родик опустился на колени и стал торопливо собирать пожелтевшие, хрупкие листы разлинованной бумаги.
– Это дневник и письма отца Серафима, – тихо промолвила Клавдия Степановна. – А вернее, солдата Серафима Соровского.
– Солдата?! – изумился Родик.
