– А откуда Серафим мог узнать про разговоры Рокоссовского с Жуковым, да еще и с самим Сталиным? – поддержал друга Тёма. – Никак он не мог такого узнать! Лис, признавайся, что всю эту историю ты попросту сочинил!
– Не сочинил, а составил, – возразил Родик.
– Из своих фантазий, что ли? – спросил Антон скептически.
Родик сердито засопел.
– Вовсе и не из фантазий! Во-первых, я прочитал много православных книг и статей о войне, основных ее событиях, известных и малоизвестных фактах, в том числе о необычных явлениях. А еще о наших полководцах – Жукове, Рокоссовском, Василевском. Оказалось, что многие генералы и офицеры, не говоря уже о рядовых солдатах, были верующими. И никто их за это не трогал. Не до того было. Враг у ворот стоял.
Во-вторых, я читал книги по истории Русской Церкви в советское время, особенно в годы войны – их сейчас много уже вышло. Думаете, отец Серафим один такой на фронте был? Как бы не так. Судьба отца Серафима по-своему уникальна. Но сотни священнослужителей, уже отбывших свои сроки в лагерях и ссылках, в 1941 году были призваны в ряды действующей армии. Многие, кто до войны были монахами, дьяконами, священниками воевали на фронте и были награждены боевыми орденами и медалями… Кроме того, священники участвовали в партизанском движении на оккупированных немцами землях. Укрывали подпольщиков, партизан, красноармейцев, сбежавших из немецкого плена, призывали сражаться с оккупантами… Многих за это немцы расстреляли.
В-третьих, я дневник отца Серафима прочитал, что называется, с лупой в руке! Там многое сказано… но не прямо, конечно, а намеками. Уж очень Серафиму хотелось рассказать о том, что его миссия закончилась успехом! Ведь сразу же после того тайного полета 4 декабря 1941 года, произошел чудесный перелом в военных действиях! Немцы были отброшены от Москвы, а потом началось их отступление…
Серафим ничуть не сомневался, что стране помог Господь! И его угнетала мысль, что об этом никто никогда не узнает. К летчику и офицерам, сопровождавшим Серафима, скорее всего, применили «меры, обеспечивающие секретность». А что ждет его самого, священник, конечно же, не знал. Единственным выходом был дневник.
Тёма помрачнел:
– Который тоже оставался тайной почти 70 лет… И для общества, и для государства, и для церкви…
Родик вздохнул:
– История взаимоотношений государства и церкви в нашей стране вообще очень сложная. Про довоенное положение я вам рассказывал. А с самого начала войны Церковь призвала верующих на защиту Родины, собирала пожертвования на помощь войскам. На эти деньги строили танки, самолеты. Поэтому уже в 1941 году для Церкви начались послабления: свернули деятельность «Союза воинствующих безбожников» – была такая организация в стране, не препятствовали верующим самовольно открывать уцелевшие храмы, почти прекратились аресты священнослужителей.
В 1942 советское правительство даже учредило орден в честь князя Александра Невского, которого Церковь считает святым. А в 1943 году Сталин разрешил избрать Патриарха. В 1944 в Москве открылись богословский институт и Богословско-пастырские курсы, которые потом преобразовали в духовную семинарию и академию.
Церкви вернули закрытую Троице-Сергиеву лавру. Разрешили даже издавать церковный журнал. Вроде бы, прекращения гонений на Церковь требовали союзники как условие открытия Второго фронта. Но и Сталин, как прагматик, понимал, что без Церкви он не объединит народ на борьбу с фашистами. А может, после того случая с Тихвинской иконой он поверил, что Господь помогает Красной Армии побеждать врага…
Факт остается фактом, но гонений на Церковь не было до конца пятидесятых годов. А года с пятьдесят восьмого, через пять лет после смерти Сталина, опять стали закрывать семинарии, монастыри, храмы. Верующие протестовали, обороняли церкви, не давали снимать кресты с куполов, кое-где дело доходило до физического столкновения, как в двадцатые годы… Тогдашний лидер страны Никита Сергеевич Хрущев – ну тот, который прожил свои последние годы в нашем Петровском, на даче возле Истры, даже обещал показать по телевизору «последнего советского попа». Все это продолжалось до середины шестидесятых, пока Хрущева не сместили. С того времени к церкви и верующим стали относиться гораздо спокойнее.
Тёма изумленно смотрел на Родика, словно не узнавая друга.
– Ну, ты и даешь, Лис! Начитался серьезных книжек – просто ученый какой-то стал… А ведь еще в прошлом году интересовался все больше фантастикой да дурацкими историями про Гарри Поттера.
Родик пожал плечами.
– Поумнел, наверное… А ты что молчишь, Антон? Кто у нас главный специалист по истории?
Антон задумчиво сказал:
– Отец однажды мне сказал, что среди репрессированных наряду с безвинными людьми, было и немало лютых врагов советской власти! Гитлер был им милее Сталина, а власть фашистов – приятнее власти коммунистов. Именно такие люди во время войны стали полицаями и старостами оккупированных деревень и сел, вошли в армию изменника Родины генерала Власова, воевали в отрядах Степана Бандеры и бандах «лесных братьев»… Предателей были сотни тысяч! Сейчас на Западной Украине и в прибалтийских странах бывших пособников фашистов называют едва ли не национальными героями. А если бы в начале войны их было в десять раз больше?! Тогда мы могли бы и не победить! И весь мир оказался бы в лапах фашистов, потому что им просто некому было всерьез противостоять. Ведь Франция быстро трусливо подняла лапки, англичане отсиживались на своих островах, а большая часть Европы по-рабски служила Третьему Рейху! США, как вы знаете, тоже не торопились вступать в военные действия. Американцы выжидали, когда Германия и СССР ослабнут во взаимной бойне, и открыли Второй фронт только в 1944 году! Родители мои даже спорить друг с другом стали, обсуждая эту сложную тему.
Мама тогда возразила: мол, среди репрессированных было немало честных людей – например, наш бывший земляк маршал Михаил Тухачевский! Папа тут же достал из шкафа книгу про этого военачальника и прочитал вслух главу о зверствах Тухачевского во время Гражданской войны и в 30-е годы, когда отряды будущего маршала жестоко подавили несколько крестьянских восстаний. Говорят, что он вместе с другими генералами и офицерами был участником заговора против Сталина. И массовые репрессии среди военных в конце тридцатых годов были связаны именно с этим. Потому армией и стали управлять молодые и неопытные. От того-то в начале войны у нас были такие тяжелые потери. Так все сложно и запутано… Просто и не знаю, что думать.
– А ведь думать придется! – жестко произнес Тёма. – Пора уже, ведь мы уже почти взрослые.
Ребята замолчали. До чего же тяжел тот груз, который они решились сегодня поднять! Этот разговор об истории России зрел давно, но даже год назад они, пожалуй, еще до него не доросли. Тогда, когда им было всего по четырнадцать лет, ни у кого из АРТ даже не возникло сомнений, что в голицынском парке обязательно нужно поставить общий обелиск над братской могилой красноармейцев и белогвардейцев, погибших осенью 1918 года в яростном бою. Эту идею тогда горячо подержал их учитель истории Садовников и родители Антона и Тёмы.
