А ведь даже во время войны такого не было. Если у какого человека случалось несчастье, то все приходили ему на помощь. Кто хлебом делился, кто рубашку лишнюю отдавал, кто кусок мыла дарил. Сейчас не то, сейчас каждый сам за себя. А вы… вы хоть и ребятня, но уже люди! Уважаю таких.
Ребята смутились и покраснели. Было приятно, что их хвалит взрослый человек.
– Так о чем же мне вам рассказать? – продолжил Иосиф Давыдович. – Ума не приложу. Жизнь-то я большую прожил, уже восемьдесят лет будет скоро, а ведь рассказать-то толком и нечего. На войне не был. Мал я был тогда. И образование у меня… того… Только семь классов закончил, да и то давно все перезабыл. Всю жизнь на водоочистительной станции проработал, а как на пенсию вышел, то сюда сторожем устроился. Вот и вся моя биография.
Может, вам про Никиту Хрущева рассказать? Он был правителем в нашей стране лет пятьдесят назад. А когда его из Кремля прогнали разные там заговорщики, то Хрущева сослали в наше Петровское. Жил он на старой деревянной даче, что стояла раньше за высоким забором возле Москва-реки. Хороший был мужик! Часто ходил на прогулку в наше Петровское, с людьми запросто разговаривал, интересовался, что у нас и как. А иногда и помогал, чем мог. Не то, что богатые чинуши, которые нынче живут возле нас за зелеными заборами – эти с нами и знаться не желают! Понастроили себе огромные домища, каждый, считай, по мильону долларов, и живут там как бары. А послушаешь их по телевизору, так они о нас, простых людях, день и ночь заботятся, куска хлеба не доедают…
Родик кашлянул и выразительно подмигнул друзьям.
– Иосиф Давыдович, вы расскажите лучше про голову Екатерины Второй. Антон вот интересуется древней историей нашего Петровского. Ему все такое жуть как интересно! И мы с Тёмкой тоже еще раз послушаем.
Сторож перевел на Антона добрые серые глаза.
– Очень хорошо, очень хорошо… Сейчас молодежь мало чем таким интересуется. Ей бы все танцульки да эти… как их… доллары. В жизни не видел никаких долларов, и видеть не хочу! А вот золото видеть приходилось. Да и голова царицы тоже была, говорят, золотая.
– Какая голова? – вытаращил глаза Антон.
– Ну, царица такая была, Екатерина. Я от отца слышал, будто эту голову сама царица подарила князю Голицыну за верную службу.
– Голова… Наверное, вы про бюст императрицы Екатерины Второй говорите, дедушка?
– Ну да, так отец голову и называл – бюст. Его еще наш хозяин, маршал Тухачевский разыскивал. Очень он интересовался всякой историей. Образованный был человек, не то что Будённый или там Ворошилов! Те-то вышли из простых крестьян, а наш маршал был настоящим интеллигентом, не им чета. Потому-то его Сталин и невзлюбил. Сам Иосиф Виссарионович семинарию так и не закончил. А наш Михаил Николаевич на нескольких языках говорил, на рояле музицировал, и даже сам скрипки умел мастерить.
Не сразу, но Антон понял, о чем шла речь. Оказалось, что еще до войны, в 1935 году, в Петровском, на территории бывшего голицынского парка, были построены первые государственные дачи для высоких начальников. И одним из первых в Петровское переехал знаменитый маршал Тухачевский, герой гражданской войны. Он поселился на новой даче вместе с домоуправителем и кухаркой. Ими были отец и мать юного Иосифа Павловского, которому в то время исполнилось лишь семь лет. Мальчик жил там же, на маршальской даче, отгороженной от Петровского высоким зеленым забором. И этот забор как бы отгородил его и от остальных деревенских сверстников. Те решительно отказывались принять в свою компанию чужака. Отцу и матери тоже было не до Иосифа – в гости к Тухачевскому часто приезжали военачальники, актеры, композиторы и прочие знаменитости. Так что работы домоуправителю и кухарке хватало.
Предоставленный сам себе, Иосиф жил на огромной территории бывшего голицынского парка словно на необитаемом острове. Он целыми днями бродил по аллеям, облазил все самые затаенные уголки. И много чего видел.
– Понимаете, ребятушки, я тогда был ну словно дикий зверек, – рассказывал Иосиф, доставая из кармана пачку «Беломора». – Можно я закурю? А то без курева память иногда меня подводит… Так вот, от одиночества передружился я со всей тамошней живностью – с белками, сороками и даже воробьями. С ними всегда было о чем поговорить. Бывало, заберусь в один из своих шалашей – а их было у меня пять или шесть штук, в разных концах парка. Хорошо! Сам себе хозяин, никто над душой не стоит. А потом иду гулять по парку. Он уже тогда был огорожен со всех сторон… Никто туда из деревенских нос не совал – боялись охраны.
– А что же, в парке тогда один Тухачевский жил? – не выдержал Антон.
– Нет, почему один. Стояли неподалеку еще две дачи. В одной жил тогдашний нарком финансов, важный такой дядька, толстый, пенсне носил, как буржуй. Меня не замечал, словно я муравей какой-то. И дочка у него такая же была важная – даже меньше меня ростом, а нос задирала будь здоров! Никогда со мной не играла, только со своими гостями, такими же холеными барчуками. Каждый божий день ее на черной немецкой машине в Москву возили, она там училась в самой лучшей школе. Ну, а на третьей даче еще один важный гражданин жил, по нынешнему – министр иностранных дел. Но он редко в Петровском появлялся, все больше по заграницам разъезжал. Вот и все. Три дома на такой огроменный парк! Большевики ведь для чего буржуев свергли? Чтобы простому народу лучше жилось. А вместо этого сами дач себе понастроили, да от этого самого народа зелеными заборами стали отгораживаться. Это еще при Сталине началось. А уж потом дачи эти расплодились по всей нашей земле, словно грибы-поганки…
– А статуи? Вы про статуи расскажите, Иосиф Давыдович, – подмигнув Антону, попросил Родик.
– Ну, статуй тогда в парке было много. Больше всего – на центральной аллее. Такие статуи иногда по телевизору показывают, в разных исторических фильмах. Отец говорил, что будто бы князья Голицыны вывезли их чуть ли не из самой Греции. Из мрамора они все были. Помню, женщины стояли такие красивые, полуголые. Одну Венерой звали, и все остальные тоже богини. Среди них мужик здоровенный стоял, с мускулами как у молотобойца. А еще помню двух львов, ну совсем как настоящих. А в конце аллеи торчал этот, как его… мраморный пьедестал, что ли? На нем вроде бы во время больших праздников Голицыны и устанавливали золотую голову царицы Екатерины. Чтобы, значит, гости ихние на нее смотрели и хозяевам завидовали. Еще бы не завидовать! Столько золота в этой голове… то есть бюсте, было!
Антон не верил своим ушам. Античные статуи? Золотой бюст? Вот это да!
– А куда же эти статуи делись потом? – спросил он дрожащим от волнения голосом. – Неужели там в парке до сих пор остались?
– Ну что ты! – махнул рукой сторож. – Тут такая история случилась. Прожили мы на даче только два года. А потом настал тридцать седьмой год. Сталин тогда стал просто зверствовать. До того он все больше зажиточных крестьян в Сибирь загонял. А в тридцать седьмом и до больших людей добрался, даже до маршалов. Многих тогда военных начальников поубивали. Ну, словно они все были враги народа.
